"Отцу народов" не мешали умирать

В отличие от последующих генсеков, которые отправлялись на тот свет после "долгой продолжительной болезни", медики следили за развитием болезни Сталина не годы, а 84 часа 50 минут

Штопаное серое пальто, мягкие кавказские сапоги, фуражка генералиссимуса с дырочкой от гвоздика, которым её прибили к крышке гроба... Мог ли знать "отец народов", что спустя всего полвека после его смерти эти вещи станут гвоздём самой важной из немногочисленных выставок, посвящённой смене эпох, которая грянула в 21 час 50 минут 5 марта 1953 года. Именно так, до минуты, мы знаем, когда умер Иосиф Сталин, сумевший выжечь свободу в огромной стране до такой степени, что миллионы людей стали похожими один на другого, спаявшись огнём страха и верности в монолит единой воли и стальных кулаков, о который разбилась самая совершенная в ХХ веке армия завоевателей.

Этот человек, сердце которого, как казалось его современникам, на самом деле из стали, всё-таки был смертен... Сталин умер. Была ли его смерть обусловлена только естественными причинами, или ему, кровавому судье, помогли поскорее предстать перед судьями Высшими? Облокотившись на одну из витрин, куратор выставки руководитель информационной службы Госархива Алексей Литвин взирает на стайку репортёров: "...представленная здесь история болезни Иосифа Сталина, которая совсем недавно была рассекречена, наглядно свидетельствует... пора прекратить досужие разговоры о том, что Сталин был отравлен".

Но в том и состоит разница между историком-архивистом и историком-аналитиком, что первый свято верит: если что-то написано в "источнике" с инвентарным номером, значит, так оно и было. Аналитик видит иное: данная бумажка содержит сведения о конкретном событии, кем-то изложенные, ну а является ли написанное в бумажке трактовкой, за уши притянутой к факту, дезинформацией, или это истинная правда – это ещё доказать надо. Причём доказать, опираясь на другие сопутствующие факты. Или, не претендуя на громкие разоблачения, просто использовать архивный документ для выстраивания общей мозаики развития исторического сюжета.

Ну что, попробуем? Для начала попробуем восстановить картину событий. То, что в системе обеспечения безопасности вождя существовала брешь для всевозможных покушений извне, практически исключается. По свидетельству Светланы Иосифовны Аллилуевой-Сталиной, все продукты на кухню, а также фрукты, хлеб и вино доставлялись на Ближнюю дачу генералиссимуса в особых пакетах с приложением актов, подписанных токсикологами и скреплённых гербовыми печатями. А чтобы злоумышленники не отравили воздух в жилых помещениях, там периодически брали пробы состава атмосферы, пока не изобрели специальную аппаратуру, которая при малейшей опасности подавала на соответствующий пульт световые и звуковые сигналы. Но ведь имелся ещё и "ближний круг", который не подлежал проверкам при входе в "святая святых". Наша задача не в том, чтобы ткнуть пальцем в заговорщиков, но об одной детали не упомянуть просто нельзя. За год до смерти Сталин распорядился завести дело-формуляр на Лаврентия Берия. Это было связано с подозрением, что он является агентом английской разведки, внедрённым на длительное время, дабы, "добившись высшего поста в партии и государстве, совершить государственный военно-фашистский переворот и реставрировать капитализм в Советском Союзе, добиться его распада и превращения во второразрядную державу, сырьевой придаток развитого капиталистического запада". Это дело легло под сукно, однако факты остаются фактами: жена Берия Нина Теймуразовна Гегечкори, урождённая грузинская княжна, переписывалась со своим дядей Евгением Гегечкори, одним из лидеров белогвардейской эмиграции в Париже... Итак, версию заговора тоже исключать нельзя.

А теперь снова к хронике. Из воспоминаний Никиты Хрущёва: "Берия, Маленков, Булганин и я были у него (Сталина) на даче Ближняя 28 февраля в субботу ночью. Как обычно, обед продолжался до 5-6 часов утра. Я был уверен, что на следующий день, в воскресенье, Верховный вызовет нас для встречи, но звонка не последовало". В тот момент будущий глава государства даже и не дёрнулся: ну, мало ли, утомился начальник... Пили за ужином в основном "сок" – то есть молодое вино "Маджари"; буфетчики едва успевали откупоривать, а охрана – относить бутылки. Незадолго до наступления Yтра вождь с соратниками отправился в баньку. Вроде бы, ничего страшного. Но у Сталина было повышенное кровяное давление, парилка в сочетании с алкоголем на пользу бы ему не пошла. А если не только с алкоголем? Там же, в баньке, в углу всегда стоял электрический чайник, в который одному из парящихся ничего не стоило сыпануть некий препарат. Проводив друзей и отпустив охрану "спать", "хозяин" запросто мог захотеть "оттянуться" чайком. Попил. И тяжёлый недуг свалил его с ног. Или вот еще один возможный вариант, на который указывает Стюарт Коган: убийственную роль могли сыграть таблетки, загодя подменённые в личной аптечке Сталина Розой Каганович, тоже входящей в "ближний круг". Заболела, к примеру, у вождя голова с похмелья, полез он в аптечку, а там вместо невинного порошка оказалось нечто иное...

На этом месте сделаем паузу и подождём, пока затихнут гневные крики тех, кто безусловно прав в том, что явный яд многочисленные медики и патологоанатомы на вскрытии не могли пропустить. Да и диагноз – кровоизлияние в мозг. О каком преднамеренном убийстве через яд речь? Но всё не так просто. Разумеется, мышьяк врачи бы не пропустили. Но ведь есть масса органических веществ, которые растворяются в крови за считанные часы, и потом судебная медицина бессильна. Да хотя бы кофеин в большом количестве мог бы гипертоника Сталина поставить на грань гибели! Последствия от действия такого снадобья можно было бы предотвратить, окажись рядом врач, но главная интрига в том, что медики были допущены к больному только спустя сутки с лишним. На даче не было даже самой обычной медсестры. Генералиссимус к собственному здоровью относился довольно беспечно, известна его фраза, адресованная больному Горькому: "Врачи не умеют лечить, вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков, они лечатся сухим вином и надевают тёплую бурку". Но соратники-то могли сообразить: Москва не Кавказ, "работа" вождя – не пастораль аксакала-чабана, и "внедрить" медсестру под видом горничной можно было бы – как-никак, человеку 72 года!.. Ничего этого сделано не было.

А было вот что. Только в полдень 1 марта, по воспоминаниям личного охранника Сталина Алексея Рыбина, "охрана заметила, что в кабинете и в комнатах нет никакого движения. Это всех насторожило, ведь распорядок дня явно нарушался". Около 18:30 в покоях всё-таки зажёгся свет, но вызова не последовало. Сами зайти к Сталину прикреплённые не посмели. Только ближе к 23 часам появился повод – пришла почта. Помощник коменданта дачи взял письма и направился на доклад. Прошёл через пустые комнаты и обнаружил, что в малой столовой, "странно облокотившись на руку, лежал Сталин. Он ещё не потерял сознания, но говорить уже не мог". Было заметно, что он пролежал на полу довольно долго, потому что сильно озяб. Сразу же после того, как больного переложили на тахту и укрыли тёплым пледом, доложили обо всём Маленкову. Через полчаса на дачу позвонил Берия: "О болезни хозяина никому не говорите и не звоните". В три часа ночи 2 марта эти двое приехали на дачу – без врачей. Глянув на беспомощного Сталина, Берия поднял голову к потолку и процедил: "Видите, он крепко спит, нечего наводить панику". В ответ на слова взволнованных охранников, которым было ясно как белый день, что Сталин нуждается в срочной медицинской помощи, Маленков и Берия молча переглянулись и почти сразу покинули дачу. Только в 7:30 Yтра 2 марта в Кунцево приехал Хрущёв и сказал, что скоро будут врачи из Кремлёвской больницы. Перепуганные медики появились ближе к 9:00. Сколько времени прошло к тому моменту после "удара", подсчитать нетрудно.

Из воспоминаний члена Академии медицинских наук СССР профессора А.Л. Мясникова (1899-1965), известнейшего врача-терапевта, участника консилиума у постели умирающего вождя, опубликованных 1 марта 1989 года в "Литературной газете":
"Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлёвской больницы: "Я за вами к больному хозяину". Когда мы прибыли, уже находившийся на месте министр Третьяков рассказал, что у Сталина произошло кровоизлияние в мозг с потерей сознания и речи, параличом правой руки и ноги... Сталин лежал, грузный, он казался коротким и толстоватым, лицо было перекошено, правая рука и нога лежали как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейна-Токса), кровяное давление 210/110, мерцательная аритмия, лейкоцитоз до 17.000, была высокая температура 38 градусов с десятыми... Третьего утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным – смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал такого заключения, хотя и надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь, то продлить её на достаточный срок. Мы поняли: речь идёт о необходимом фоне для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения... Пятого Yтром у Сталина вдруг появилась рвота кровью, она привела к упадку пульса, кровяное давление упало. И это явление нас несколько озадачило – как это объяснить? Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревогах и догадках..."

Впоследствии в заключении консилиума напишут: "Причиной кровавой рвоты считаем сосудисто-трофические поражения слизистой оболочки желудка". А вот отчего они произошли, эти поражения, в заключении перепуганных "делом врачей" медиков нет ни слова. Пока они писали историю болезни, за каждой строчкой пристально следили глаза Лаврентия Берия. Того человека, который был у него на даче в ночь на 1 марта, кто потом запретил охране "паниковать", из-за кого медики у постели больного появились лишь в 9 Yтра следующего дня. Первые анализы у умирающего "хозяина" были взяты спустя 30 часов после того, как он в последний раз тесно пообщался со своими ближайшими соратниками. За это время в крови может раствориться органическая отрава, способная не только довести человека до гипертонического криза, но и чего похуже.

Но архивисты верят только бумажкам, а всё остальное считают "досужими разговорами". Заглянем в эпикриз. Читаем: "Смерть Иосифа Виссарионовича Сталина последовала от обширного мозгового кровоизлияния, вызвавшего необратимые нарушения жизненно важных функций дыхания и кровообращения. Кровоизлияние в мозг возникло на почве гипертонической болезни, которая способствовала также развитию атеросклероза мозговых и в меньшей степени венечных артерий сердца. В связи с кровоизлиянием возникли острые нарушения кровообращения в мышце сердца. Одновременно возникли множественные мелкие кровоизлияния в слизистой желудка и желудочное кровотечение. Учитывая течение болезни, следует признать что указанные нарушения кровообращения способствовали развитию повторных приступов коллапса, которые наблюдались в последний день жизни И.В.Сталина". Вот оно! Суть не в том, что написано в истории болезни, а в том, что у его болезни нет истории. В отличие от следующих генсеков, которые отправлялись под кремлёвскую стену после "долгой продолжительной болезни", медики следили за развитием болезни Сталина не годы, а всего 84 часа 50 минут. А это значит, что и описать смогли только ход и следствие, а не причину. А почему вдруг у Сталина произошло масштабное, по всему организму, кровоизлияние, от которого он и умер, хотя до этого не только не жаловался на здоровье, но даже не ограничивал себя в игривом грузинском вине, полуночных ужинах и баньке? Но даже если он был болен и скрывал это ото всех, – почему так долго НЕ МЕШАЛИ умирать; хуже того, когда он лежал на полу в своей малой гостиной, не позвали к нему специалистов, которые могли бы оперативно вмешаться и спасти "отца народов"?

...Диктатор, всесильный и недосягаемый, превративший и свою собственную, и подлинную жизнь страны в государственную тайну, ушёл, оставив нам как прощальную ухмылку заверенную круглыми печатями секретных архивов бумажку, содержание которой задаёт вопросов больше, чем отвечает на них.

Выбор читателей