Крестьянам пора учить экономику

Закон о землях с/х назначения на селе критикуют, не читая. Пока крестьяне удивленно спрашивают: "Как это мы будем землю покупать?", говорить об обороте земель в России не приходится

Земельное законодательство уже вступило в силу и, по идее, должно бы работать. Полгода, отведенные региональным властям на принятие Положений о земле в соответствии с местной спецификой, закончились в конце января. Прошло больше месяца – срок, достаточный для того, чтобы определиться с плюсами и минусами законодательства и понять, какие перспективы "грозят" АПК в ближайшем будущем. Состояние агропромышленного комплекса в Сибири и по России в целом комментирует корреспонденту "Yтра" заместитель председателя комитета ГД по аграрным вопросам Александр Фомин. По его словам, никаких серьезных изменений в обороте земли до сих пор не произошло. И не произойдет, пока остается прежним подход сельских хозяйственников к управлению землей.


"Yтро": Александр Анатольевич, в каком состоянии находится сейчас российский агропромышленный комплекс? Известно, что Вы представляете в Госдуме сельскохозяйственную Новосибирскую область и недавно встречались с представителями земельных хозяйств этого региона. Что можно сказать о готовности населения к новым принципам управления землей?

Александр Фомин: Любой разговор про аграрный комплекс политики начинают с заявлений о том, как все плохо. Сейчас, как и прежде, проблем в АПК действительно очень много – это одна из отраслей, которыми меньше всего занимались и больше всего допустили ошибок в ходе реформ. Здесь, увы, не работают подходы, применяющиеся к промышленности. Специфика такова: в аграрном секторе не только работают, но и живут. Когда завод закрывают в силу его несостоятельности, люди могут уйти работать в другое место, в сферу услуг, например. А вот на селе работникам больше идти некуда. Поэтому социальная составляющая в этой сфере весьма велика. Мы, со своей стороны, пытаемся реализовать в аграрной политике разделение социальной и экономической составляющей агропромышленного комплекса. Социальную по максимуму должно брать на себя государство. В первую очередь, это дороги, телефонизация, газификация. В связи с этим правительство наконец приняло программу социального развития села. Но, конечно, чувствуется недостаток средств.

"Y": Опять переложили обязательства на плечи местных бюджетов?

А.Ф.: Ну, и это тоже. Больше чем на 50% идет местное финансирование. Впрочем, государство федеральным бюджетом тоже участвует. В этом году около 1,5 млрд. рублей выделено на газификацию, дороги и пр. Хоть какой-то толчок. В конце концов, и муниципальные образования скоро получат возможность самостоятельно формировать свой бюджет, будет полегче. Есть способы добиваться выполнения гособязательств перед сельчанами.

Государство оплачивает проведение газовых магистралей, а за "голубое топливо" в домах платит население. По крайней мере, люди смогут экономить на угле, который стоит гораздо дороже. И с экологической точки зрения газ лучше. Малообеспеченным можно предоставить кредиты на газификацию.

Что же касается экономической составляющей... Я был на днях в Тогучине (один из районов Новосибирской области. – ред.). Там из 30 хозяйств 22 не получили прибыли, год был довольно тяжелым. Но восемь-то рентабельны. Я им задаю вопрос: "Что, неужели эти восемь хозяйств в Краснодаре находятся?". Вывод таков: прибыльность сельского хозяйства во многом зависит от руководителя, от собственника. В этом плане я – за принятие закона о финансовом оздоровлении: нерентабельные хозяйства мы рассматриваем как обанкротившиеся предприятия и передаем управление ими более эффективным менеджерам. Конечно, в корне так сельские проблемы не решить, тем более что везде висят огромные суммы – пени, штрафы. Но я не понимаю, когда говорят: "Давайте всем всё простим". С таким подходом откажутся эффективно работать и рентабельные сельские предприятия. Зачем работать, если рядом руководитель соседнего хозяйства проворовался, построил дом и ездит на джипе, а хозяйство в долгах? Можно же так и поступать, все простят. С моей точки зрения, надо четко понимать, что финансовое оздоровление – в первую очередь выход из ситуации, в которой находится предприятие. Надо сменить руководителя или собственника – давайте сменим.

К сожалению, на селе часто не понимают основ экономики. Мы приняли закон о сельхозземлях, но мало кто им пользуется. Сразу кричат, что землю распродаем. Вначале возмущались, что иностранцы все скупят. Хорошо, запретили иностранцам покупать российские угодья. Но ведь они и не стояли в очереди. У нас треть земель не обрабатывается. Дай Бог, ее бы кто-то купил и заставил работать, деньги вложил бы в бюджет, да и, вложивши деньги, дорожил бы хозяйством, следил за эффективностью его работы. Жалко ведь. В законе о сельхозземлях прописано: если земля не работает, она будет изыматься у нерадивого хозяина, продаваться на аукционе. Сразу бы ситуация с обрабатываемостью земель изменилась бы. Но нет, иностранцам запретили... а свои не торопятся покупать землю.

Впрочем, земельное законодательство – не только вопрос продажи. Напрасно говорят противники земельной реформы, что сельскохозяйственные земли уходят, что продаем Родину. Там же речь идет не только о продаже, но и – причем в большей степени – об обороте земель. Не хотите продавать – сдайте в долгосрочную аренду и имейте постоянный доход с нее, оставляйте землю потомкам.

В любом случае, сельскохозяйственное предприятие должно быть рентабельным. Да, в странах Европы государство гораздо больше помогает своим производителям, чем в России. Но политик федерального уровня должен понимать: хорошо, давайте добавим. А у кого заберем? У врачей и учителей, у студентов и пенсионеров? Сплошной тришкин кафтан. Конечно, плохо, что бюджет у нас такой слабый, конечно, надо выходить на мировую практику, когда идет сильная поддержка села по всем пунктам. Но сейчас мы этого не можем. Тем более что и в нынешних условиях есть много рентабельных, прибыльных участков – этого добиваются работающие люди. Всё, что нужно, – работать. И работать грамотно.

Мы изменили механизм государственной помощи селу. Был фонд льготного кредитования, который, честно скажем, грубо растаскивался. Деньги делили чиновники, присваивали нечистоплотные руководители хозяйств, когда брали кредит, зная, что не будут его отдавать. Сейчас ввели вместо этого субсидирование процентной ставки. Технология такова: кредит предоставляет банк, а государство субсидирует две трети процентной ставки. Получается примерно 5% годовых при инфляции в 12%. В результате почти на порядок увеличились кредитные суммы в целом по стране. И теперь мы действительно кредитуем того, кто работает. А те, кто неэффективны, должны решать – или присоединиться к другому хозяйству, или найти перерабатывающее производство, которое будет тащить их за собой.

Много критики было по зерновым интервенциям, то есть по участию государства в перекупке зерна. И поздно, дескать, их запустили, и не так. Но, тем не менее, государство способствовало выравниванию цен на зерновом рынке в урожайный год, не допустив разорения сельских предприятий. Этот механизм, конечно, еще отлаживать надо, но прогресс есть. В прошлом году только три олигархических предприятия под Москвой приняли участие в интервенциях, и то – сами у себя купили, сами у себя хранили, бюджетные деньги на это и ушли. А сейчас даже фермеры в интервенциях участвовали. Мы, со своей стороны, помогали им преодолевать административные барьеры, бороться с чиновниками, пытавшимися руки нагреть.

Регулирование рынка зерна со стороны государства – цивилизованный метод, который надо практиковать постоянно в течение года. Много зерна собрали – часть выкупается на бюджетные деньги, чтобы цены не упали. Не хватает его – часть восполняется из федеральных зерновых запасов, чтобы не поднялись цены на хлеб. Тем более что по сравнению с прошлыми десятилетиями урожайность растет, себестоимость труда сельских рабочих падает, и уже сейчас эффективно работать в сельском хозяйстве можно.

"Y": По крайней мере, принятое земельное законодательство создает для этого условия?

А.Ф.: Не совсем так. Не буду идеализировать. Да, мы приняли это законодательство, но ведь много было уступок, мы пошли на компромисс с регионами. Отдали территориям право решать, какое минимальное/максимальное количество земли может уйти в оборот, когда начинать приватизацию земли, какие процедуры должны быть и т.д. Специально на решение таких вопросов администрациям субъектов отвели полгода, которые закончились 27 января. Но подавляющее большинство регионов, в том числе Новосибирская область, не приняли свои законы по земле.

"Y": А когда Новосибирск будет принимать законодательство по земле?

А.Ф.: Я так понимаю, что на апрель отложили.

"Y": Вы разговаривали с аграриями Новосибирской области. Как они отнеслись к этому законодательству?

А.Ф.: Будем говорить откровенно. Даже наши федеральные аграрные политики не читали этого закона. Открывали, но не читали. Я уже даже не спорю с ними. Они говорят: мы не понимаем, как можно выделить землю. Я отвечаю: читайте закон, там эта процедура прописана; она, может быть, несовершенна, но она есть. Иллюзий мы не питаем, практика применения закона, конечно, должна привести к возникновению поправок. Но читайте – механизм там "от" и "до" прописан. Если человек захотел выделиться в отдельное хозяйство – как ему получить долю из общей собственности, как заключать договоры, как оформлять бумаги... Но пока с этими процедурами люди не знакомы.

"Y": То есть население пока не готово принимать землю во владение?

А.Ф.: Нет, по большому счету, у нас оборот земель еще не начинался. Только отдельные случаи.

"Y": Когда, по Вашему мнению, он начнется?

А.Ф.: Люди должны привыкнуть к самому наличию возможности управлять земельными участками. Много вопросов, в первую очередь, надо решить с финансовым оздоровлением сельхозпредприятий. Когда у них появятся реальные балансы, возможность получать кредиты, первое, о чем они вспомнят: главное, что можно заложить, чтобы получить деньги в бюджет, – это земля. И структуру местного самоуправления привести в порядок надо.

"Y": И после проведения всех оздоровительных мероприятий сельское хозяйство встанет на ноги... Можно ли говорить, что это вопрос ближайших двух-трех лет?

А.Ф.: Пессимистическая оценка. Или, наоборот, оптимистическая. Я даже не знаю. Самое главное – изменить психологию. Видите ли, руководители колхозов были воспитаны в убеждении, что их цель – вырастить урожай. А сейчас мы говорим, что надо не только его вырастить, но и продать, чего многие до сих пор так и не понимают. Им надо понять, что на первый план выходит качество зерна – у нас ведь все еще в основном производят фуражное зерно. Раньше-то не возникало такого вопроса – как продать продукцию, как продать ее дороже. Теперь же надо и думать иначе.

В Думе нам удалось нарушить гегемонию левых аграриев. Мы образовали правое аграрное движение. Чтобы стимулировать людей, эффективно работающих в сельском хозяйстве, от движения "Аграрная Россия" мы учредили национальную премию имени Петра Столыпина. 14 апреля она впервые будет вручаться тем, кто хорошо работает. До сих пор существует стереотип: если крепкое хозяйство – значит, кулак. А мы, наоборот, собираемся создавать кулаков, то есть стабильное фермерское хозяйство. Надо возрождать традиции прежней аграрной России, считавшейся очень сильной. Кстати, даже Ленин признавал, что если бы в свое время столыпинская земельная реформа была доведена до конца (на что мы для своей реформы надеемся), то не было бы Октябрьской революции. Хочется верить, что пути назад, к госплану и колхозу, не будет. Работы много; надо и менталитет менять, и законы принимать.

Выбор читателей