Человек, управляющий процессом

Второй Пасхальный фестиваль, который с успехом проходит на площадках страны, стал одним из самых значимых музыкальных событий сезона не только для специалистов, но и для широких слоев публики

Эдуард Бояков известен в нашей стране в первую очередь как генеральный директор "Золотой маски" - Национальной театральной премии. С его приходом в "Маску" в 1995 году единичное, исключительно московское вручение премий стало всероссийским театральным фестивалем. "Золотая маска" такая, какой мы знаем ее сейчас, состоялась во многом благодаря его продюсерской воле. Сегодня наш собеседник - директор Московского Пасхального фестиваля, генеральный директор ассоциации "Золотая маска". Через какое-то время начнется фестиваль "Новая драма", директором которого он также является.

Пасхальный фестиваль с участием звезд мировой академической музыки, который с большим успехом проходит в дни майских праздников на ведущих площадках страны, стал одним из самых значимых музыкальных событий сезона не только для специалистов, но и для самых широких слоев публики. Его проведение совпало с юбилеем прославленного дирижера Валерия Гергиева, который с оркестром Мариинского театра дает в эти дни феноменальные концерты, сопровождающиеся прямыми телетрансляциями. И всем этим праздником в большой степени мы обязаны его продюсеру Эдуарду Боякову.

"Yтро": Когда фестивали заканчивают, то вся команда, подведя итоги, уходит в отпуск примерно на месяц или чуть больше, и после этого продолжается подготовка следующего фестиваля. Почему вы без отдыха, сразу по окончании "Золотой маски" занялись столь масштабным проектом как Пасхальный фестиваль?

Эдуард Бояков: Что касается команды, то над Пасхальным фестивалем работает самостоятельная дирекция. Это серьезные, мощные профессионалы. Действительно, такой фестиваль, такая ответственность требует круглогодичной работы. "Золотая маска" проводит массу фестивалей, в том числе и "Новая драма". Мы уже сейчас активно пытаемся до начала летних отпусков обозначить параметры фестиваля, который состоится в самом начале сезона, в середине сентября на сценах МХАТа.

Да, действительно я руковожу двумя проектами, я могу себе это позволить. Мне очень интересно делать "Золотую маску" и не менее интересно заниматься Пасхальным фестивалем. Но все-таки я отмечу, что "Золотой маске" в будущем году 10 лет, это уже достаточно консервативная модель, которая отработана, и я сейчас могу позволить себе отвлекаться на Пасхальный фестиваль. 7-8 лет назад "Золотая маска" требовала 15-16 часов работы в сутки. Сейчас есть потрясающая команда, есть руководители, есть менеджеры, и мне остается заниматься только тем, что называется стратегическим управлением. Пасхальный фестиваль - проект молодой, Валерий Гергиев придумал его всего год или полтора назад. Это был некий экспромт, он мастер таких вещей. Когда Гергиев встретился в Париже с Лужковым, он обратил внимание мэра на то, что в Москве, которая, безусловно, является очень крупным музыкальным центром со своей консерваторией, своими залами, с появившимся недавно потрясающим Домом музыки, городом, где живут композиторы, исполнители, коллективы выдающегося уровня, тем не менее, нет ни одного крупного фестиваля, который представлял бы Москву на мировой музыкальной карте. Гергиев с Лужковым договорились, что этот пробел нужно как-то заполнять, и мы буквально за полтора-два месяца подготовили фестиваль. Мы были довольны сделанной работой. Но по собственному опыту я знаю, что самый сложный проект, если ты делаешь его ежегодно, второй. Вот сейчас будет второй Пасхальный фестиваль, и мы с волнением ожидаем результатов, и надеемся, что не подведем Гергиева и потрясающих солистов. Это действительно фестиваль выдающийся, я говорю об этом без лишней скромности.

"Y": Расскажите немного о себе.

Э.Б.: Родился 16 июня 1964 года в городе Кизил-Юрт Дагестанской республики.

"Y": Какие крови в связи с этим намешаны?

Э.Б.: Дагестанских, как ни странно, нет. Мои предки представители тех русских специалистов, которые были призваны поднимать хозяйство в провинции империи. Мой дед был крупным специалистом в сельском хозяйстве, закончивший несколько академий.

И сейчас, анализируя свое происхождение, я понимаю, как мне повезло, потому что мои родители были духовными, образованными людьми, а с другой стороны жизнь в провинции - это кайф и хорошая возможность чувствовать себя "отстраненно" (по Брехту). Такого места, как Дагестан, с точки зрения этнологов, нет в мире, там живут представители 33 коренных национальностей. Там разноязычные группы: тюркские, иранские; люди, которые совершенно друг друга не понимают, но живут рядом. Я русский, у меня есть украинские корни, молдавские, польские.

"Y": Что у вас есть еще, кроме театра, куда вы двигаетесь дальше?

Э.Б.: Я хочу много куда двигаться… Но даже в театре есть множество вещей, которые для меня сейчас - объект моих главных интересов. "Золотая Маска" очень сильно завязана на процедуре и ее прелесть как проекта - в попытке объективности. Чем лучше, честнее ты делаешь свое дело, тем больше от него дистанцируешься. Парадокс в том, что чем меньше творчества ты приносишь, весь креатив заключался в придумывании процедуры, в создании системы, а ее эксплуатация – это уже функционирование. Сейчас мне интересно сочинять спектакли, мне интересно то, что мы делаем с Владимиром Мартыновым, крупным русским композитором, который сотрудничает с нами в своей работе над либретто по Данте "Vita nova", мне интересно заниматься Сорокиным и Десятниковым, которые сочиняют оперу для Большого театра (я продюсирую проект), работать с Гришковцом (осенью во МХАТе будет премьера).

Если говорить про театр – мне интересны вещи, которые связаны именно с современным творчеством, с современной драматургией или музыкой. Я буду много в этом направлении работать. Если говорить о другом – это музыка. В ближайшее время я буду предпринимать очень важные для себя шаги на этом поле. Я задумал создание нового музыкального лейбла современной музыки, не академической, но и не поп, хорошей музыки с коммерческим потенциалом. Для меня образцом является Питер Гэбриэл, создавший всемирно известный музыкальный лейбл Real World. Это все, что связано с этникой как аутентичной, так и оригинальной, будь то тувинцы, суфии или архангельские бабушки. Это настоящая музыка и в тоже время очень хорошо продается. Мне кажется, что в многонациональной России довольно много такого рода продуктов высокой пробы может возникать.

"Y": А кем вы себя считаете: менеджером, продюсером, управленцем?

Э.Б.: Наверное, я продюсер. Я хорошо знаю себе цену как менеджеру. Я знаю, что я смогу быть топ-менеджером в огромном количестве компаний, независимо от рода деятельности, руководить большим направлением в корпорации… Также я знаю свой потолок и что я никогда не смогу быть управляющим очень крупной компании или банка, где сфера деятельности совсем дифференцирована. Мой потолок – это вице-президент, руководитель департамента… Как менеджер я больше не потяну. А мой потолок продюсера я не знаю, потому этим и занимаюсь, это и интересно.

"Y": Интересно потому, что вы человек, который управляет процессом?

Э.Б.: Да, и потому, что это связано с художественным творчеством. И здесь совершенно очевидно, что есть огромное количество вопросов, вызовов, которые у меня существуют. Плюс вещи, связанные с идеологией. Например, общение с Георгием Васильевым ("Норд-Ост"), которое мы вели еще до известных событий и после, заставляет меня думать не об авангардных, рассчитанных на интеллектуалов форматы (Десятников, Мартынов), а о более широкой аудитории. При этом хочется избежать либо жанровой заданности (мюзикл), либо антрепризы…

"Y":А насколько может сочетаться интеллектуальное искусство с коммерческим успехом?

Э.Б.: Ну вот для меня успех Гэбриэла – это абсолютный образец. Величайший музыкант, который сумел буквально навязать обществу, заставил его слушать другую музыку. Лейблы начинают диктовать, побеждать авторов, названия. На уровне театра это тоже побеждает режиссеров, книжная серия побеждает писателей. У Гэбриэла – это уже абсолютная эквилибристика с точки зрения рынка, потому что то, что он делает, как позиционирует, как он выбирает – это фантастика. Как он из 200 японских барабанщиков выбирает именно тех, у которых есть не просто мастерство но и некая миссия. В итоге получается феноменальный проект.

"Y": Говорят, вы убежденный антиглобалист?

Э.Б.: Да, это точно. Сейчас, в дни конфликта на Востоке, еще актуальней это звучит. Никогда в человеческой истории ни одна страна не достигала такой власти, как Америка. Голливудизация, которая происходит со всем миром. Мир един, и это здорово, но эти новые глобальные ценности базируются все равно только на протестантских христианских ценностях, не учитывая другие, и это ужасно. Мне кажется, если мир сможет сохранить эту приобретенную целостность, но избежит монополизма, насаждаемого западной цивилизацией и Америкой прежде всего, то будет прекрасно. Если нет, то по закону любой империи она рухнет. Я, конечно, антиглобалист. "Макдональдсу" противостоит нормальная хорошая кухня. Также суррогату искусства должно противостоять настоящее, которое, не отказываясь от технологий, от новых жанровых возможностей, тем не менее, не теряет связи с мифом, с фольклором, с эпосом…

Юнг написал, что западный человек потерял миф, и это он характеризовал как главную трагедию этого человека. Мы потеряли миф, следовательно, мы потеряли возможность переживать то, что с нами случается в сопоставлении с религиозным опытом, практикой эзотерической. Сопереживать это как происходящее не только со мной, но и с родом, нацией. Мы превращаемся в городских бомжей.

"Y": Что из нашего искусства может противостоять глобализму?

Э.Б.: Что такое "наше"? Любое настоящее искусство аристократично в духовном смысле и противостоит уравниловке, которую насаждает глобализм. Глобализму противостоит любое настоящее искусство, будь то поэзия Бродского, музыка Мартынова или проза Андрея Платонова.

"Y": Насколько вхождение во власть помогает культурному процессу?

Э.Б.: Конечно, я имею возможность общаться с какими–то людьми, а они меня - слушать и отзываться на какие-то мои предложения. Мне очень ущербной и несимпатичной кажется позиция интересных талантливых российских художников, которые плюют на власть и выстраивают свою карьеру исключительно как андеграунд, независимость. Это легкий путь. Гораздо сложнее выживать отшельником на базарной площади. Власть нужно заставлять реагировать, бороться с ее заскорузлостью. Функция авангарда – становится мейнстримом.

"Y": Какие качества хороши для продюсера?

Э.Б.: Это очень важная тема для современной культуры. Очень мало людей, которые способны понимать, что сейчас настало время продюсеров, что ключевой человек во взаимоотношениях с властью, с публикой - это он. Советское глупейшее разделение между административной и идеологической функциями, разделение на художника, творца и директора, администратора – чудовищно. Не понимать, что от денег зависит творческий процесс – глупо. Директор в советское время – это ущербное, закомплексованное существо, которое обслуживает творца. Как правило, это приводит к тому, что директору остается вымещать и мстить. Это извращенные отношения. Продюсер - это человек, который должен объединять, гармонизировать творческие и административные ресурсы. Деньги подчинены креативу, но не осознавая себя в ситуации глобального рынка, невозможно сделать спектакль. Поэтому продюсер в кино, театре, издатель в книжном мире, куратор в художественном становится главным человеком.

"Y": Вас расстраивает общий уровень масс?

Э.Б.: Я не Лихачев, не Аверинцев. Эти люди имели и имеют право судить об уровне масс. Если честно, мне кажется, что он меня радует и возбуждает. Да, в XVIII веке, наверное, манеры были изящнее, но это были манеры 2% людей. Говорят, XX век – самый жестокий век, век газовых печей. Но когда этого не было?! Не было инквизиции? Но природа человека все-таки меняется, и я чувствую, что в лучшую сторону. Очень медленно, но меняется. Я надеюсь, что мой ребенок будет лучше меня, сделает чуть меньше ошибок. Прогресс есть, ведь большинство людей умеют читать, в отличие от совсем недавнего по цивилизационным меркам, скажем, XIX века.

"Y": Как соотносятся деньги и творчество в ваших проектах?

Э.Б.: В разных проектах мы оперируем разными терминами и мотивами. Коммерческая выгода чаще всего к большинству моих проектов не имеет отношения, имеет отношение понятие "экономика процесса", а это значит не то, что нужно сделать, чтобы заработать деньги, а что нужно сделать для того, чтобы этот интересный и нужный проект случился. И желательно без экономических потерь.

Выбор читателей