Роскошь насилия

Бразилец Фернанду Мереллиш создал один из самых оптимистичных образов насилия в истории кино, переплюнув мрачного католика Скорсезе, который так и не понял, как показывать смерть, отрицая смерть

Город Бога (City of God)
Бразилия, 2002
Режиссер: Фернанду Мереллиш
В ролях: Александр Родригес, Фелипе Хагенсен, Леандро Фирмино





Фернанду Мереллиш, прожженный клипмейкер и владелец самой успешной в Бразилии рекламной студии, снял полнометражный дебют о детских бандах Рио-де-Жанейро, потрясший не один десяток кинофестивалей и выдвинутый на "Оскар" сразу в четырех номинациях: "лучший режиссер", "лучший оператор", "лучший монтажер" и "лучший сценарий на основе литературного произведения". В основу фильма лег одноименный роман Паулу Линса – выходца из Города Бога (так называют самые знаменитые в Бразилии городские трущобы в пригороде Рио).

В прошлом году "Город Бога" стал символом возрождения бразильского кино и эффектным козырем артхаусных продюсеров: при бюджете в $3,3 млн картина собрала по всему миру почти 25. Фильм стал рекордсменом и по числу занятых в нем актеров-непрофессионалов, никогда ранее не снимавшихся в кино, но сыгравших так, что каждого из них можно объявлять кинозвездой. Большинство из них – дети и подростки, в этом самом Городе и набранные.

Будь наши дистрибьюторы порасторопней, "Город Бога" вышел бы на российские экраны одновременно со своим голливудским двойником – "Бандами Нью-Йорка", дав массу поводов для эффектных сопоставлений двух гангстерских эпосов: роскошного, тяжеловесного и (чего уж там!) холодновато-выспреннего фильма Скорсезе, сделанного на излете лет и кинематографической карьеры, и вонючего малобюджетного оборванца из бразильской клоаки, наставляющего на большого голливудского брата бандитский пистолет. Эдакая дуэль великой стареющей кинокультуры Америки Северной и пассионарного кино Южной, выплескивающего на экран столько страстей, не разбавленных рефлексией, сколько разжиревшая на бокс-оффисах голливудщина разучилась даже имитировать.

Спекулировать на аналогиях между двумя бандитскими фильмами можно долго и со вкусом, начиная со сценария и заканчивая важными общекультурными задачами по сотворению национальных киномифов. Сюжеты "Банд" и "Города" действительно похожи, как, впрочем, похожи друг на друга все гангстерские эпопеи с их харизматичными бандитами, идефиксом мести, клановым фашизмом, мелкими зуботычинами, плавно переходящими в полномасштабные боевые действия, обильно вооруженной массовкой и финальным взаимным поглощением "правого" и "виноватого". Похожи и задачи: энергичное гангстерское киномифотворчество, на силе и убедительности которого – это нужно признать наконец! – взрастает честолюбие любого национального кинематографа.

Посмотрев "Город Бога", в очередной раз убеждаешься: вероятность прорыва национального кино из местечкового в общемировой контекст напрямую связана со способностью местных режиссеров трактовать великую по своей притягательности тему насилия на материале отечественного бандитизма в самых экстремальных его проявлениях. Иначе никак не объяснить, почему, сидя в московском кинозале, испытываешь столь сильные эмоции, глядя на похождения заокеанских душегубов, и абсолютно пока что никаких – созерцая похождения душегубов родных ("Бумер" – первый шаг в правильном направлении, но обставленный таким числом оговорок и недоработок, что говорить о настоящем "прорыве" рано). Посмотрев "Город Бога", понимаешь – дело не в рассказанных историях, а в образах, основное предназначение которых – аннулировать историю местечкового насилия как основное препятствие в постижении кино.

Да, криминальный экшн – универсальный пропуск в мировое кино. Бандитская тема всегда являлась стилеобразующей, начиная с американского "нуара", продолжая французским "городским" и английским "сельским" детективом, азиатским кун фу, фильмами итальянской "беретты", скрыто-криминальным психозом "Догмы" и кончая корейским Ким Ки-дуком с его флегматичными насильниками, свершающими акт душегубства как иллюстрацию к какому-нибудь абстрактному дзенскому коану.

Теперь и бразильское кино получило такой пропуск, вступив в мировой киноклуб со своим "Городом Бога" и улюлюкающей оравой жизнерадостных малолеток-головорезов всех оттенков, при свете жаркого бразильского полудня гонящейся с хромированными пушками наперевес за убежавшей из-под ножа вудуистской курицей. Именно этот стартовый образ соединяет бездну отчаяния с бразильским оптимизмом и какой-то невообразимой в наших широтах жизненной избыточностью. А также шестилетний пацан с недетскими морщинами и гигантским пистолетом, выставленным в зрителя на манер киноплакатов эпохи африканской кино-гангсты из фанковых 70-х. Они станут самодостаточным и узнаваемым лейблом, "бразильской маркой", таким же универсальным кинообразом, как усмешка Богарта, английский чай с крысиным ядом, треники Брюса Ли, гонки на изрешеченных фиатах или пресловутые генитально-рыболовные крючки от Ки-дука...

Именно образами, а не банальной, в общем-то, историей трех десятилетий из жизни обитателей бразильского бидонвилля, которые в 60-х грабили грузовики с муниципальным газом, в 70-х делили наркорынок, а в 80-х сколачивали гигантские банды и устраивали массовые перестрелки под носом у полиции.

Фильм "Город Бога" – не о насилии и его неприятной возмутительности, становящейся странно "приятной" на киноэкране, а о непреходящем человеческом стремлении к искусственно созданному мифу и желании с помощью этого образа убежать из "божественной комедии", в которой, понятное дело, все обречены. Это вожделение образа и нежелание увлекаться жизнью в конечном итоге спасает главного героя "Города" – парня по прозвищу Ракета, мечтающего стать фотографом. В пользу фотографии он отказывается отомстить за старшего брата, убитого "мясником" Города Бога – кошмарным Малышом Зе. Парадокс в том, что история с вожделенным фотоаппаратом, который Малыш Зе походя отнимает у Ракеты, приводит к гибели "мясника". А финальные снимки, запечатлевшие конец Малыша Зе, делают из Ракеты профессионального фотографа. Так что Ракета все же выходит из истории Города Бога и осуществляет свою невольную месть посредством "мертвого" искусства фотографии.

Не зря Малыш Зе отнимал у него фотоаппарат – "мясник" всегда знает, что тот, кто запечатлеет его истинный образ, фактически его убьет.

Запечатлевая образ насилия и в дальнейшем вожделея его, как вожделеют фотографий убитого Малыша Зе читатели бразильских таблоидов, в одном из которых стал работать Ракета, мы убиваем насилие, выходя из его истории. Говорят, что в "Городе Бога" нет морали. Но мораль, как видно, все-таки есть: бразилец Мереллиш создал один из самых оптимистичных образов насилия в истории кино, переплюнув мрачного католика Скорсезе, который так и не понял, как показывать смерть, отрицая смерть. И как это получилось у Фернанду Мереллиша – одному Богу, его Городу и его Бразилии известно.

На наш взгляд, это самый странный, жизнеутверждающий и самый мудрый фильм нынешнего киносезона.

Смотрите только в кинотеатре "Ролан". Не пропустите!

Выбор читателей