Россия трещит по вертикали

Известный историк Василий Татищев в первой четверти XVIII в. считал идеальной формой правления демократию, однако полагал, что в условиях Россия она себя никогда не оправдает. Самодержавие, говорил он (жесткая централизация, сказали бы мы сегодня), одно только и способно обеспечить главенство закона, даже если оно и несет "жестокий страх". Географические и политические условия России делают сконцентрированную в одном центре абсолютную власть неизбежной. Комментатор Татищева, представитель уже советской эпохи, считал, что эти "соображения, очевидно, не лишены оснований". И в подтверждении приводил слова Маркса, который связывал "централизованный деспотизм" в России с условиями ее внутреннего социального строя, "обширным протяжением территории" и "политическими судьбами, пережитыми Россией со времен монгольского нашествия".

Задумка нынешних российских властей в который раз приспособить политическую систему к потребностям к жизни показывает, что ответа на вопрос, существовавший и до Татищева, и после него, все еще нет. Огромная территория, населенная "всякими языками", сегодня представляется многими уже не предметом гордости и исключительности, а неудобным наследием недальновидных предков. За тысячу лет государственности власть так и не решила, как сподручнее править страной. В пределах всего десяти с небольшим лет дважды принималось решение избирать губернаторов и один раз – их назначать. Дискуссии в прессе и в "верхах" идут в координатах пресловутых "демократических процедур" и "авторитарных тенденций", одинаково дискредитированных на постсоветском пространстве. Между тем вопрос стоит неизмеримо шире, чем ставится, и упирается в единственное, чем стоит руководствоваться, – прагматизм. Власть, а вслед за ней и граждане, должны ясно понимать, о чем идет речь, и не уклоняться от трудного выбора. И когда сегодня кто-то в запальчивости говорит, что речь идет о спасении страны, мало кто понимает, как близок такой оратор к истине.

Государственность не имеет центра и окраин, она распространяется на всю страну и только тогда существует. Если законы работают в столице, но бездействуют в провинции, значит это во всей стране нет закона и "подробности" не существенны. Палка "вертикали власти", с грехом пополам водруженная за последние пять лет, обнаружила свою неэффективность именно потому, что, упершись в тот же Ростов-на-Дону, не отбросила даже тени на Беслан. Критерий эффективности оказался пугающе жестким: стране все равно, что от теракта могут быть застрахованы даже десятки тысяч населенных пунктов страны (хотя и это заведомо не так), если в любом другом происходит бойня вроде бесланской. Стремительный натиск административный мысли быстро возвел мостки от констатации безалаберности местных властей – к политическому ничтожеству управленцев, а уже от этого – к неэффективности региональной власти, со всеми ее процедурами, включая выборы. Прямое назначение губернаторов, ответственных перед президентом, должно дисциплинировать власть как таковую. По мысли советников президента, дисциплинировать сверху донизу. "Вверху" – президент, несущий ответственность за все, что он делает, включая кадровую политику. "Внизу" – назначенцы, дрожмя перед ним дрожащие. Вкупе с другими структурами и процедурами, также готовящимися к обновлению, это должно сработать, сообщают нам. Ведь работала же такая схема в царской России. Более того: при этой достаточно успешной системе тогдашние губернаторы умудрялись еще и приворовывать, не разрушая государственность России-матушки.

Частые сравнения с царской Россией несостоятельны по многим причинам. Хотя бы потому, что до 17-го года подавляющему большинству населения страны процесс складывания государства представлялся естественным. Народ не баловали выборами, играми в "особые отношения" регионов в центром (к тому же оформленные на самом высоком уровне), в "право наций на самоопределение", тем более, упаси Бог, "вплоть до отделения". Губерний было во много раз меньше, а следовательно, и прожорливых чиновников. Но самое главное, о чем сегодня сторонники унитаризма предпочитают не говорить, – генерал-губернаторам, особенно в проблемных регионах, на новозавоеванных землях, центральной властью предоставлялись широкие полномочия по наведению порядка не только штыковой атакой, но и полюбовными договоренностями с местной элитой. Тут важен был сам принцип, позволявший местной власти принимать решения самостоятельно и без оглядки на центр. Поправляли такого генерал-губернатора крайне редко – дешевле было подобрать с самого начала правильного грамотного чиновника.

Сегодня перед президентом стоит во многом похожая задача. 89 правильных чиновников – и все пойдет по правильной стезе. Однако историческая симметричность обманчива. Президент, переизбираемый раз в четыре года, – плохой маяк для назначенца, который при любых обстоятельствах будет чувствовать себя временщиком. К тому же в России колоссальный дефицит способных принимать самостоятельные решения управленцев. И дело отнюдь не в талантах. Инициатива стала наказуемой, т.к. перестала спрягаться с "вертикалью", не вписывается в прокрустово ложе "политики Президента и его Партии". Трудно себе представить, что такая власть может выдать на-гора 89 инициативных губернаторов и еще сонм прилагающихся к ним сотрудников.

Однако кадровая проблема, как бы тяжело ни обстояли дела, решаема – это вопрос времени. Существует другой вопрос, решение которого бессмысленно искать в царском прошлом хотя бы потому, что тогда этого вопроса в явном виде не существовало. В России множество национально-территориальных образований, имеющих разный статус: республик, автономных областей и округов. Больше, чем хотелось бы всем сторонникам унитарного государства. Вопрос, разрушивший Советский Союз, сегодня может стать вновь, и кликушество тут ни при чем – все достаточно очевидно. Национальную карту разыгрывать у нас достаточно просто еще со времен позднего СССР, однако спорами о культурных прерогативах (с дискуссии об этом начал разваливаться Союз) сегодня уже не отделаешься. Религиозно-этнический фактор, замешенный на экстремизме и социальной неустойчивости, нуждается в легализации. Таковой вполне может стать "оскорбленное" самосознание маленького (и не очень), "но гордого народа". Апелляция к попранным национальным правам – пусть и к мнимому их нарушению – наверняка найдет адресата. Назначение чиновника из местных кадров, а не, скажем, русского, ничего не значит: в начале 90-х на центральной площади Баку стояла виселица для тогдашнего главы республики, азербайджанца по национальности, которого местная оппозиция считала агентом Москвы. Простое решение – замена выборных губернаторов на назначенных – бьет рикошетом по всему, что является фетишем националистов, будь то местные конституции, в которых черным по белому написано, как именно должен избираться республиканский властелин, или обязанность главы территории знать национальный язык. Все это становится теперь анахронизмом. В XIX в. проклятому самодержавию просто некому было это объяснять за неимением равных партнеров. Сегодня таких партнеров не один и не два, и разговаривать с ними на языке указов будет непросто.

За свою историю Россия испробовала разные схемы, обеспечивающие ей государственность. Всегда они диктовались теми специфическими условиями, в которых жила страна именно в этот момент. Сегодня, на стыке проблем, связанных со слабостью государства, межэтнической нестабильностью и террористической составляющей, власть избрала самый простой – и потому неверный способ привести все в "норму". Если президент возьмет за правило каждый день заслушивать отчет своего губернатора-назначенца, то с каждым из них он встретится не чаще четырех раз в год. Едва ли это – решение вопроса о российской государственности вообще и о противодействии терроризму в частности.