Никто не хотел умирать

Фото: apin.ru

В Москве показали еще один спектакль-номинант на "Золотую маску". "Король умирает" – эту пьесу Эжена Ионеско не побоялся поставить в Омском академическом театре драмы режиссер Вячеслав Кокорин. Постановка может принести спектаклю аж три награды – лучший спектакль малой формы, лучшая работа режиссера в драме, лучшая мужская роль (Михаил Окунев в роли Беранже I). Московскому же зрителю она принесла нечто другое: воспоминание о том, каким бывает настоящий интеллектуальный некоммерческий театр.

Для тех, кто встречал эту субботу в Центре им. Мейерхольда, спектакль по Ионеско имел неожиданный выход в актуальность – в то самое время, когда на сцене умирал король Беранже I, в Ватикане умирал Папа. И ведь Ионеско так и писал свою пьесу – о смерти сильных мира сего. Что будет, если взять властителя всего и сказать ему: ты умрешь к концу спектакля? Как он будет бороться за жизнь? Что он поймет в последние минуты? За стенами его дворца рушится мир, королевство обваливается, от былого величия остается только прах, и естественно, его смерть грозит Апокалипсисом частного масштаба. Можно понимать и ставить эту пьесу по-разному, но две трактовки всегда будут превалировать. Первая – политическая: король в ней становится тираном, диктатором или просто великим властителем, вместе с которым рушится его власть. Получается история о невозможности для человека встать над себе подобными, о том, как каждого рано или поздно подметает смерть, и для того, чтобы мы, зрители, это прочувствовали на сцене с равным успехом могут умирать Гитлер, Наполеон или Александр Македонский. Вторая возможность: метафизическая. Если учесть, что, во-первых, Беранже в пьесе Ионеско бессмертен, а во-вторых, до некоторого времени он был еще и всесилен, его смерть становится аллюзией на ницшеанскую смерть бога. Играя с абсурдистскими положениями, Ионеско, как всегда, доводит абсурд до степени реального: исчезают границы государства, исчезает былое величие, исчезает прошлое, обнуляется история, все как будто засасывается в единую черную дыру, а виной тому – смерть короля Беранже I, о котором до спектакля ты и понятия никакого не имел.

Режиссер Кокорин ни по первому, ни по второму пути не пошел. Он взял абстракцию Ионеско и, не привязывая ни к чему, так и поставил как абстракцию, наполнив театр абсурда содержанием русского психологического театра. Удачнее всего этот образ подходит Михаилу Окуневу: его Беранже, седеющий и небритый любитель жизни, более всего подходит на французского шансонье Сержа Генсбура. Шансонье не идет смерть – более хотелось бы полюбоваться на то, как он живет. Тем более что в первых сценах Окунев демонстрирует такие чудеса акробатики, что поневоле ахаешь. Но, к сожалению, по пьесе короля довольно-таки быстро парализует и на этом гимнастика заканчивается и начинается философия.

Вообще, очевидно, что Кокорину не хватило немного цирка. Своего Ионеско он ставит в абстрактном загоне с деревянными перильцами, как будто из бального зала, и огромными золотыми воротами, за которые мы, ясное дело, все рано или поздно удалимся. Увлекаясь философией, он сам чувствует нагнетаемую серьезность результата, и потому заставляет актеров иногда приплясывать и подпевать "ля-ля-ля". Актеры же выполняют положенные им движения безо всякого энтузиазма, при каждом движении пытаясь вырваться в знаменитый русский психологизм. И режиссер дает им эту возможность: ко второму часу смерть абстрактного короля становится смертью вполне реального мужчины, обремененного двумя женами и сложными внутрисемейными отношениями. Неудивительно, что Окунев так похож на Генсбура – у того с женщинами все тоже было ой как непросто. Ну а более всего "Король умирает" Кокорина походит на гениальный фильм Боба Фосса "Весь этот джаз". Своего короля режиссер как будто пускает по тому же пути, по которому проходит в фильме Фосса герой Роя Шайдера бродвейский хореограф Джо Гидеон. Но если Джо в конце принимает смерть, то Окунев-Беранже умирает как бы понарошку, подмигнув и закусив леденцом. Кто знает, может он просто устал от всей этой психологии? Когда в борьбе за тебя сталкиваются две женщины, тут поневоле весело умрешь, чтобы выйти из игры с честью.

Качественный спектакль екатеринбургского режиссера смотреть, невзирая на всю его добротность, очень сложно. Он демонстрирует не только то, что в провинции есть хороший театр. Главное, что он доказывает – в провинции есть еще и очень хороший зритель. Зритель, который готов рассуждать вместе с режиссером. Зритель, который валом идет на философский спектакль, практически лишенный развития и сюжета. Такому зрителю можно только позавидовать. И если он готов воспринимать то, что в театр абсурда (который, кстати, у нас так ни разу по-человечески и не поставили) вторгается психологизм – значит, так надо. В Москве, следует признать, такого зрителя нет. Заезжим сибирским интеллектуалам остается только позавидовать.