Голубой вагон катится под откос

teatromania.ru

У студии Алексея Левинского говорящее название – "Театр". Ничто другое, кроме чистого и беспримесного театра, не имеет сюда ходу. Театральная атмосфера здесь настолько сгущена, что зараженным оказывается каждый, преступающий порог студии – будь то музыкальный критик, начинающий художник или активный борец за права человека. Пожалуй, никто, кроме этих симпатичных и интеллигентных людей, не имеет сейчас в Москве права называться гордым и красивым именем – студийцы. Но у Алексея Левинского все всерьез, и непрофессиональные студийцы в итоге ставят у него вполне профессиональные спектакли.

Последней премьерой студии "Театр" в театральном доме "Старый Арбат" стал спектакль, который Левинский назвал "Застольный период". В нем объединены две на первый взгляд абсолютно не равные друг другу пьесы: одна – "Голубой вагон" Вячеслава Дурненкова, другая – "Балаганчик" Блока. С одной стороны – еще не всеми титулами титулованный, но уже очень известный молодой тольяттинский драматург, с другой – классическая символистская пьеса: из "Балаганчика" Блока вырос для русского театра Мейерхольд.

В треугольнике Дурненков – Блок – Левинский самая очевидная связь – это связь между Левинским и Дурненковым. Говорить, что один создан для другого, было бы, по меньшей мере, наивно. В театральных кругах Вячеслав Дурненков прославился как один из самых ярких авторов так называемого движения "Новая драма".. Еще говорят так: "тольяттинский феномен". Это когда в одном отдельно взятом нестоличном городе вдруг возникла целая плеяда выдающихся драматургов. Вадим Леванов, Юрий Клавдиев, братья Вячеслав и Михаил Дурненковы встали во главе ее. Отличием тольяттинской драматургии от столичной стала ее принципиальная вневременность. Заимствуя периодически образы и явления у советской эпохи, тольяттинцы, помимо прочего, унаследовали от нее язык. Эту золотую жилу Вячеслав Дурненков умеет разрабатывать как никто другой.

В пьесе "Голубой вагон" языком улицы заговорили детские писатели – Агния Барто, Самуил Маршак, Корней Чуковский, Борис Заходер. Сидят они, выпивают, танцуют ("зажжемся в танце?"), "трут за литературу"... "Голявкина встретил – разумеется, в пивную, он мне новый рассказ прочитал, абсолютно гениальный, там ребенок пропал: все бегают, ищут, мамаша – в морг, папаша – в милицию, соседи по магазинам, где игрушки продают, в общем, кто куда, а мальчик стоит в темном углу коридора и известку жрет".. И о трудностях общения с детским читателем. Сочиняют экспромты и поют пронзительную народную песню про стиплер. А потом выходят на улицу гулять уже такие веселые, встречают там композитора Шаинского и заставляют его петь про "Голубой вагон". Все плачут. (...припев песни подхватывает Сводный хор Вооруженных сил. Из левой кулисы в правую, гремя рюкзаком с бутылками, быстро перебегает Чебурашка".. – авторская ремарка).

Уморительно смешная пьеса Дурненкова как будто дает Левинскому не только возможность развернуть во всю ширь свою остроумную режиссуру, но и позволяет договорить что-то, так и не оставшееся договоренным. Про советскую эпоху, про всю ее забавность и абсурдность, которая воспроизводится и драматургом и режиссером с пугающей и ужасно смешной точностью. Особых средств для этого не требуется. Четыре актера, четыре табурета и слева на авансцене "аккомпаниатор" с микрофоном, который изобразит и звук разлитой по бокалам водки, и хруст огурцов, и перезвон колокольчиков и детских погремушек. Звучащее слово – богатое, остроумное, ироничное – стало основой для столь же остроумного и ироничного спектакля. И это именно тот случай, когда пьесу обязательно растаскают на цитаты, потому что просто грех не растаскать.

Из "Балаганчика" Блока в свое время в народ тоже пошла одна цитата: "Помогите, – кричал паяц, – истекаю клюквенным соком". Стихотворная, игриво мистическая пьеса насквозь пронизана театром. Этот уже не новый, да еще и стихотворный текст играют у Левинского почти сплошь молодые актеры. Не забывая о мейерхольдовском опыте: в спектакле нет-нет да проскользнут фирменные для Левинского биомеханические этюды.

Но в финале блоковской пьесы Пьеро, потерявший Коломбину, играет на дудочке. В финале "Балаганчика" Левинского Пьеро (Алексей Левинский-младший) выходит на авансцену с гитарой и яростно наигрывает на ней пронзительную и смешную песню "Ты нравишься мне": "Я не люблю тебя, ты нехорошая, но, посуди сама, с твоей-то рожею..." Заряд иронии из насквозь ироничного текста Дурненкова переходит в насквозь серьезную пьесу Блока. И эта ирония оказывается спасительной нитью, связывающей обе части спектакля в единое целое.

Дурненков так идет Левинскому, что можно сказать, что тот нашел себе своего автора в рядах драматургов новой волны. Как за сто лет до этого Мейерхольд нашел Блока. Но прелесть спектакля Левинского именно в том, что он абсолютно лишен символистской серьезности. Даже актеры играют, не сдерживая внутренних улыбок. Что уж говорить о текстах, которые становятся насквозь пронизаны этой иронией. Не борьбой, не ностальгией, не попытками новаторства, а именно иронией. В своей последней постановке режиссер Левинский вспоминает прошлое – "застольный" период русско-советской истории, когда вся интеллектуальная жизнь страны переместилась на заставленные бутылками не с одним только нарзаном кухни. Этот период Левинскому известен не понаслышке, он сам, насквозь антисоветский интеллигент, связан со своей историей абсолютно неразрывно. Но советские мифы, с которыми он всю жизнь боролся, неожиданно приобретают совсем другое звучание. И Блок становится такой же частью мифологии, как Агния Барто или Корней Чуковский. Все это уже в прошлом, но театр остается, и кому-то надо его играть.

31 мая, 19:00. Студия "Театр", Театральный дом "Старый Арбат" (Филипповский переулок, д. 11)