Физика тонет в свинге Вселенной

С начала XX в. физики громоздят одну невероятную теорию пространства на другой, но озарение, как всегда, приходит из самой неожиданной области. Теория струны представляет Вселенную в виде вороха партитур




Едва успел человек приглядеться к картинке мира, едва поверил творцу, и лишь моргнул – эпоха – смута, эпоха – ренессанс, – разлепил глаза к новому просвещению, а перед ним стоит уже совсем другая Земля, лишенная всех милых черт. Наивный зритель плачет, и сквозь слезы любуется новым порядком. Вновь смыкает веки – на миг, на темный век – чу! - прежней красоты и след простыл. Хохотливый механик крутит ручку кинопроектора, а человек, вцепившись в кресло, тщетно пытается остановить природу, и ему даже в голову не приходит, что великий режиссер всего живого просто решил показать ему свой фильм. Человек проморгал миллионы лет, и каждый миг, умирая и воскресая, надеялся, что вот-вот познает Вселенную, и раскусит творца.

За одну секунду на экране мелькают 24 кадра, а если растянуть это мгновение на земную эпоху, получится вполне приличный набор научных теорий и похожих друг на друга картин мироздания.

Долгое время люди считали, что живут в трехмерном мире. Однако в XX в. Эйнштейн убедил человечество, что сидеть в клетке о трех стенах – нелепо, и предложил построить еще одну – время.

Вслед за Эйнштейном Беркхард Хайм уперся головой в потолок, поднатужился, и разломал пространственный дом, а, очутившись на воле, подарил землянам два новых измерения – вдох и выдох.

За ним бросились сумасшедшие теоретики, громыхая сенсациями восьми-, десятимерных пространств, но об этом рассказывать было бы слишком скучно, к тому же, ни одна из головокружительных идей того времени не получила признания.

И вот, в просторном кинозале к человеку и творцу присоединилась еще одна фигура – тапер. Наука бросила смотреть кино и уставилась на старого пианиста. Музыка – не изображение, даже если закрыть глаза, и не открывать до самого конца сеанса, пока не поползут титры, мелодия будет беспрерывно и стройно звучать в сознании, и даже если разочарует, то уж точно никогда не ввергнет в недоумение.

К черту синематограф, запишем историю в партитурах, решили светила науки, и выдумали теорию струны.

Мир намного проще объяснить, если представить его не в виде скопища частиц, а в виде огромного, бесконечного грифа (по которому скользит Земля в завораживающем слайде). Серьезно, урезонивают рокеров ученые, все электроны, атомы, все, что есть у природы – суть колебания струны. Мир состоит из нот. Человечество расползлось по Земле слащавым аккордом, а сама Земля, нанизанная на граммофонную иголку, мчится по млечным дорожкам Галактики с виниловым поскрипыванием. Джаз? Да! Биг-бенд с самого сотворения мира свингует через всю Вселенную, и тромбон человека вместе с законами физики тонет в ритме...

Ученые из Гарварда убеждены, что в полную силу физическая струна не может зазвучать на нашем убогом "стерео" (то есть, в трехмерном пространстве). Для этой музыки нужна, минимум, девятимерная система координат.

Ну и что, если эти пять измерений нам не видны? Ну и что, если струны неразличимы даже в электронный микроскоп? Что с того, раздражаются физики. Эти измерения, может быть, и не должны беспокоить нас.

Наш мир – трехмерный островок, атолл на глади огромного, многомерного океана, кишащего мириадами других миров. Эта "многомирная" теория окончательно сбивает с ног старую школу. Как же так, сокрушаются старики. Но авангард не дает им договорить; бессчетные миры почти не пересекаются друг с другом, как китобойные суда в открытом море, но именно оговорка "почти" не дает нам покоя. Наша Вселенная звучит оборванной струной, и это не может не волновать.

Выбор читателей