ММКФ: Азиатский прорыв

XXVIII Московский Международный кинофестиваль подходит к концу. Он не принес откровений, однако и не допустил существенного снижения уровня, несмотря на пертурбации этого года. И хотя по-прежнему его принадлежность к классу "А" (как и открывающегося сегодня, 30 июня, фестиваля в Карловых Варах) можно назвать самочинной в глазах мирового киносообщества, поскольку три других "А"-форума – в Канне, Венеции и Берлине – на порядок значимее, все же основные свои функции для отечественной индустрии развлечений он выполняет.

Наш фестиваль – это, скорее, возможность для критиков и журналистов посмотреть то, что не удалось увидеть на других, более значимых, а для публики, и это важнее, – составить представление о мировых тенденциях в неголливудском кино. В этой связи конкурс и наиболее интересные программы 2006 года, с уходом из ММКФ таких китов-оценщиков как Кирилл Разлогов и Петр Шепотинник и отказом некоторых великих режиссеров заседать в жюри, можно не принимать слишком всерьез, а обратить внимание на кинематографические перлы, рассыпанные среди почти двух сотен демонстрируемых на площадке обновленного "Октября" картин.

Тут можно идти различными путями – от описания наиболее интересных с точки зрения профессионалов лент, коих наберется не более десятка, до попытки уловить направление неголливудского тренда на настоящем этапе. Первый путь не столь продуктивен в силу того, что большинство хитов, так или иначе, будут заявлены в прокате, и мы в по мере выхода фильмов о них расскажем подробно.

Меня же на фестивале интересовало мое любимое азиатское кино, представленное достаточно широко и объективно хотя бы в части стран-участниц, поскольку я уже неоднократно убеждался, что за Востоком - будущее, если сравнивать его со Старым Светом. Дело в том, что сравнение как нашего, так и любого неамериканского кинематографа с заокеанской "фабрикой грез" невозможно, в силу того что индустрия всех стран вместе взятых едва ли дотянет до экономических масштабов Голливуда и оценка с точки зрения прокатных показателей в ближайшие сто лет все равно останется за Америкой, как бы мы ни сопротивлялись. Так что приходится обращать взор на наиболее прогрессивные в кинематографическом плане регионы, коими в настоящий момент становятся азиатские страны. Нет никаких сомнений, что пальму первенства тут держат три "кита" – Китай, Япония и Южная Корея, хотя от них теперь уже не отстают и ближайшие соседи. Конечно же, говорить, что в Японии или, скажем, Индии, не было до сих пор мощной киноиндустрии, – глупо. В последнем случае, правда, речь идет о специфическом феномене Болливуда, тогда как японское кино традиционно считалось мировой маркой. Однако положение в кинематографе сейчас напоминает аналогичное в автомобильной промышленности. Японцы, скажем, в отличие от китайцев, практически ничего не придумывают и не изобретают сами. Зато все, что берут у остального мира, доводят до абсолютного совершенства.

Таким на фестивале стал фильм "Синоби" Тэна Симоямы. Представьте себе "Властелина колец", перенесенного на острова Японского моря, с такой же кучей спецэффектов, сказочным сюжетом и потрясающими по красоте съемками, только без толкиенистской мифологии, и вы получите квазисамурайский боевик с весьма сложным и неоднозначным в идейном плане восточным колоритом. Тут добро не борется со злом, поскольку в японском менталитете они не антагонистичны. Точно так же не существует страха смерти, да и само умерщвление человека не является табу, а скорее доблестью и для того, кто убивает, и для того, кто принимает смерть, в зависимости от обстоятельств. Для тех, кто, например, любит акунинскую серию про Фандорина, многие аллюзии становятся ясны с самого начала: путь "человека с оружием" – самурая, ниндзя etc. – это смерть. В горах живут две враждующие деревни наикрутейших в истории человечества ниндзя, которые указом местного сёгуна объявляются соперниками. Хитрый Владыка Владык хочет перессорить сверхлюдей (до боли напоминающих персонажей комиксов и фильмов про Х-men), для чего отряжает лучших бойцов обоих кланов на последний поединок. Незадача в том, что глава одного клана влюблен в прекрасную суперниндзя в юбке, также возглавляющую свою коалицию. Смертельный бой и возможность проявить свои способности радует всех персонажей, последовательно теряющих жизни по дороге к сёгуну, кроме прекрасной, умеющей летать главной парочки, хотя и приводит к морю крови и куче раздробленных костей. Ключевая фраза, рискующая стать культовой для боевиков подобного рода, принадлежит великому бойцу с голубыми волосами (ну чисто их Леголас), разрезанному мечами буквально пополам и на глазах срастающемуся заново: "Я не бессмертен. Просто не умею умирать". Если бы мне в детстве показывали такие ленты, все мушкетеры с их шпагами, перьями на шляпах и "пора-пора-порадуемся..." стройными рядами отправлялись бы в утиль. Однако "Синоби" - все же чистая разлекаловка, демонстрирующая всего лишь доведенную до совершенства компьютерную графику японских мастеров, и о режиссуре, актерской игре и прочих достижениях тут можно говорить лишь во вторую очередь. Но красиво, аж жуть.

Совершенно иной подход можно увидеть в конкурсной ленте "Букмекер" Джефри Джетуриана, рискующей получить призы ММКФ за режиссуру и лучшую женскую роль. Это такая филиппинская "догма". Кино снято в основном ручной камерой при естественном освещении и оснащено нестудийным звуком. Тот же случай, что и с японцами: прием фон Триера, манифестированный менее десятка лет назад, оценен и применен восточными коллегами со вкусом и доведен до логического совершенства. В главной роли – немолодая звезда национального кино Джина Пареньо, преобразившаяся на экране до неузнаваемости. Поскольку с очаровательной мадам Пареньо мне удалось поздороваться за руку, могу лишь отметить, что искусством перевоплощения она владеет бесподобно. На экране два дня из жизни старухи-букмекерши, рыскающей по трущобам с целью завладеть жалкими копейками соседей. Правительство жестоко борется с лотереей, в которую втянуто все население страны, поскольку игра финансирует коррупционные круги не хуже, чем наркобизнес и проституция. Условия джейтунга просты как наперсток: миллионы людей ставят на простейшую комбинацию из двух цифр от единицы до двадцати, например "3-15", а раз в неделю объявляется счастливый обладатель многократного выигрыша - тот, кто ее просто угадал. Все построено на полном доверии бедняков к дилерам (которые, кстати, не обманывают: невыгодно), а налоги текут мимо госказны. Преследования полиции заставляют игроков и дилеров постоянно испытывать страх и унижение, что отражается на их рано постаревших лицах и портит характер. Испытывающая стресс героиня вместе с тем весьма набожна, после смерти сына кроме джейтунга ее интересует лишь возможность помогать местному священнику. Мы видим, как для букмекерши, сидящей на мизерном проценте от сбора ставок, эти волшебные цифры лото оживают. Они не только дают возможность кормить бестолкового никчемного мужа и вечно беременную дочку, а и несут некий высший смысл. Каждое число имеет свое название. 13 – это смерть, сосед сбит мотоциклистом. 24 – девственница, дочка подруги выходит замуж. 8 – лягушка, напугавшая мальчика, и так далее. Она судорожно записывает комбинации в блокнот и, обливаясь потом и страдая отдышкой, все шлепает и шлепает по переулкам фантастических трущоб. Следуя с камерой буквально по стопам героини, мы наблюдаем, как все жизненные ситуации превращаются для нее и окружающих в бесконечное колесо фортуны, в результате приводящее кого-то к смерти, а кого-то к шальной удаче. Призрак умершего сына придает этой фантасмагории трагический оттенок, и в финале режиссер заводит зрителя в бесконечный тупик. Впечатляющая режиссерская и актерская работа дает и тут основания для самых смелых ожиданий от кинематографа Юго-Восточной Азии и в дальнейшем.

Представленное весьма широко южнокорейское кино также принесло вашему обозревателю сюрпризы. В нем, как в интенсивно развивающемся кинематографе, уже присутствуют свои подводные течения. Фильм Пил Сунь-Има "Антарктический дневник" – весьма любопытное национально-ориентированное исследование западного менталитета. Шестеро бравых корейских полярников идут к главному финишу в бескрайних просторах ледовой пустыни. По дороге они находят дневник погибшей экспедиции британцев и начинают с ужасом осознавать, что попадают в зависимость от привидений, странновато глядящих на них со страниц найденного документа.

Поначалу фильм развивается как дотошный рассказ о трудностях полярного быта и напоминает знаменитую "Красную палатку", но к середине зрители с удивлением обнаруживают себя в контексте бреда погибающих одним за другим от невыносимых условий восточных экспедиторов, инспирированного героическим полярным эпосом европейцев. К финалу кино превращается в фантасмагорический ужастик с кучей спецэффектов и совершенно неевропейским взглядом на реальность. Для правильного восточного человека главное – дойти до Полюса, несмотря на мольбы погибающих в страшных мучениях товарищей, поэтому капитан уничтожает любые средства связи. Коллективная галлюцинация охватывает всех участников, и нам лишь остается следить за ужасами чужого сумасшествия, приводящими к полному краху. Упор делается не на гуманистическом пафосе сверхусилий спортсменов, а на его антиподе: настоящий Путь это и есть гибель. Антарктика очищает души героев от привнесенной западной цивилизацией культурной ауры, превращая их в первобытных чудовищ. Съемки натуралистичны и не лишены выдумки по части применения корейских компьютеров. Фильм смотрится с интересом, несмотря на кинематографическую вторичность, и проще всего его охарактеризовать словом "смелый".

Другой корейский фильм, "Гео-лоботомия" режиссера Гук Кима, переворачивает наши представления о нормах того, что стоит показывать на экране и на что просить деньги у продюсеров. Представьте себе полтора часа подробного описания клинического бреда параноидного шизофреника. У главного героя, какого-то странного некрасивого дядьки, явно присутствует синдром Кандинского-Клерамбо, а также куча сопутствующей симптоматики тяжело больного. Голоса он слышит, короче, приказывающие то убивать, то спасаться. Но из больницы, по всей вероятности, чувак давно сбежал. Во время подробного следования за каждым голосом в его разрушающейся башке мы оказываемся втянутыми в сложную систему взаимоотношений несуществующих героев псевдогаллюцинаций героя, постоянно и весьма жестоко убивающих друг друга с помощью обычной лопаты или химикалий. Параллельно сюжет строится на существовании какой-то немыслимой "корпорации монстров" Tomorrow Inc., выращивающих на заброшенной шахте людей с золотыми зубами, которые лихо выдирает пассатижами южнокорейский доктор Менгеле. Все рассказанное снимается как натуралистическое кино, без особых эффектов, как сплошной шизофренический дискурс, к концу так и не приводящий героя на койку. Мысль, что человек с таким тотальным поражением психики может обходиться без сильных нейролептиков, делает это кино настолько дурным и шальным, что та половина зрителей,которая не "свалила" в середине, просто спит как под гипнозом до конца и ничего не понимает. Однако если бы Гук Ким догадался сделать короткометражку на подобном материале, я не поручусь за то, что она не вошла бы в анналы культового восточного хоррора.

И напоследок расскажу еще об одном восточном кино, теперь – наиболее близкого нашего соседа, даже не считающего себя ориентальной страной. Это фильм турецкого режиссера Нури Бельге Сейлана, получивший приз ФИПРЕССИ на последнем Каннском форуме. Называется картина "Времена года", что вовсе не говорит о смысле повествования. На самом деле это турецкая версия "Необыкновенной легкости бытия", где главную роль замечательно сыграла дочь режиссера Эбру Сейлан, выступившего также в одной из ролей. История столь же нежная и грустная, сколь и вторичная по отношению к первоисточнику. Стареющий и сексуально дезадаптированный любовник молоденькой девушки в поисках несуществующей гармонии идет на странные и часто перверсивные взаимоотношения со своими нынешними и брошенными пассиями, принося всем одни сплошные слезы. Неспешная камера под печальную музыку в сопровождении невероятно красивых пейзажей следует за душевными поворотами характеров персонажей с дотошной тщательностью. Игра актеров вызывает недюжинное уважение, могу смело сказать: в нашем кино такого мастерства я не видел очень давно. Кажется, что артисты на самом деле переживают все придуманные сценарием бури и травмы, при этом не выпячивая своих чувств и не истерикуя, как это принято в системе Станиславского. Грустное кино с открытым финалом еще раз подчеркивает некую особую восточную индифферентность в отношении "разруливания" всякого рода любовных интриг. Картина с каким-то щемящим чувством показывает никчемность человеческих усилий в поисках самоидентификации на ниве сексуальных отношений и потому смотрится куда органичней, чем подобные экзерсисы чистых европейцев. Единственное, чего не хватает фильму, – посвящения в титрах Антонини с его лентой "Профессия репортер" и писателю Милану Кундере.