Под видом Зимнего большевики взяли госпиталь

Впервые опубликованы воспоминания свидетелей петроградских событий, увидевших революцию из окон Зимнего дворца, где в то время остались одни тяжело раненные и ухаживавшие за ними сестры милосердия




С того дня, когда произошла Великая октябрьская социалистическая революция, минуло уже 90 лет. За все эти годы история тех смутных времен не раз подвергалась кардинальному пересмотру в зависимости от общественно-политических перемен в стране. Седьмое ноября перестало быть красным днем календаря несколько лет назад, превратившись официально в День согласия и примирения.

Но ни разу октябрьский переворот не представал перед нами таким, каким его видели из Зимнего дворца. Там в 1917 г. был госпиталь, и именно по его палатам истово палили из гаубиц идущие на штурм революционные отряды большевиков. Однако практически ни в одном пособии по истории Зимнего о госпитале толком не рассказывается. И только сейчас, почти век спустя после революции, на страницах издания The New Times опубликованы воспоминания людей, по воле судьбы оказавшихся 25 октября под обстрелом в стенах дворца.

Пушки с Петропавловской крепости палили по зданию, где на тот момент оставались одни раненые и ухаживавшие за ними сестры милосердия. Этот госпиталь был создан по решению императора Николая II и его семьи, поэтому и у революционеров эта больница ассоциировалась с ненавистной монархией. В палатах, куда ворвались участники штурма, находились фактически только тяжело раненные. Но это атакующих не смутило.

Те страшные события осветила в своем дневнике бывшая медсестра Нина Галанина, записи которой в 1970-е годы попали в архив Государственного Эрмитажа. Ради приема этого крамольного по советским меркам документа директору музея Борису Пиотровскому пришлось проявить изрядное мужество - и профессиональное, и гражданское. Так или иначе, дневник уцелел и теперь стал доступен широкому кругу читателей.

Воспоминания Нины Галаниной позволяют взглянуть на революцию без навязанных советской идеологией стереотипов и постперестроечных антимифов - взглядом рядового человека начала прошлого столетия. "Я отправилась ходить по центральным улицам Петрограда - смотрела и слушала. Было много необычного. На улицах кое-где раздавались выстрелы, и учреждения переставали работать", - записала медсестра 25 октября 1917 года. А на следующий день, попытавшись попасть в госпиталь Зимнего дворца, натолкнулась на тройное оцепление красногвардейцев и матросов с винтовками наперевес.

"Через первую цепь, объяснив, куда я иду, прошла сравнительно легко. Когда проходила вторую, меня задержали. Какой-то матрос зло крикнул товарищам: "Чего смотрите, не знаете, что Керенский переодет сестрой?" Потребовали документы. Я показала удостоверение, выданное на мое имя еще в феврале, с печатью госпиталя Зимнего дворца. Это помогло - меня пропустили. Что-то еще кричали вдогонку, но я не разобрала и шла дальше. Третья цепь уже не задерживала", - написано в дневнике.

По воспоминаниям Нины Галаниной, Зимний за одну ночь разительно переменился. "Первое, что бросилось в глаза и поразило, - это огромное количество оружия. Вся галерея от вестибюля до Главной лестницы была завалена им и походила на арсенал. По всем помещениям ходили вооруженные матросы и красногвардейцы. В госпитале, где был всегда такой образцовый порядок и тишина, где было известно, на каком месте какой стул должен стоять, все перевернуто, все вверх дном. И всюду - вооруженные люди. Старшая сестра сидела под арестом: ее караулили два матроса", - таким запомнила дворец автор заметок.

Ее впечатление от революционных перемен дополняют ранее никогда не публиковавшиеся записки руководителя Петроградского Красного Креста, депутата IV Государственной думы и губернского предводителя дворянства Льва Зиновьева. До сих пор эти документы находились в семейном архиве.

В дни петроградских волнений Лев Зиновьев, несмотря на опасную ситуацию, регулярно ходил на службу. Именно на своем рабочем месте он и встретил революцию 7 ноября по новому стилю. "Несколько пуль попало к нам в окна. Одна случайная пуля, разбив окно, оторвала ухо одной бедной девушке, нашей машинистке. В амбулаторию, находившуюся тут же в здании нашего Управления, стали приносить раненых и убитых. Принесли убитого хозяина соседней лавочки..., с которым я часа два перед тем ... обменялся несколькими словами. Он был уже без пиджака и без сапог, их кто-то уже успел стащить. Стрельба эта продолжалась часа два, и потом все затихло...".

Захват Зимнего вынудил главу Красного Креста отправиться на место событий: ему сообщили, что сестры милосердия находятся под арестом, и он поспешил к ним на помощь. Картина, представшая взору Льва Зиновьева внутри дворца, перекликается с тем, что вспоминала Нина Галанина: "Все было в беспорядке, мебель сломана и перевернута, все носило явный след только что окончившейся борьбы. Всюду были разбросаны ружья, пустые патроны, в большой передней и на лестнице лежали тела убитых солдат и юнкеров, кое-где лежали и раненые, которых не успели еще унести в лазарет. Я долго ходил по так хорошо знакомым мне залам Зимнего дворца, стараясь найти начальника солдат, захвативших дворец. Малахитовая зала, где обычно императрица принимала представлявшихся ей, была вся как снегом покрыта разорванными бумажками. Это были остатки архива Временного Правительства, уничтоженного перед тем, что дворец был захвачен".

Что касается арестованных сестер милосердия, то их удерживали под стражей из-за того, что они помогали укрываться защитникам Зимнего. В своих записках Зиновьев назвал это обвинение "совершенно верным" и отметил, что благодаря решительности сотрудниц госпиталя многим из юнкеров удалось спастись.

Глава Петроградского Красного Креста сумел дойти до нового коменданта дворца - молодого офицера Московского пехотного полка, который выслушал посетителя и согласился с тем, что раненые не могут обойтись без помощи сестер милосердия. По его приказу арестованных сразу же отпустили под расписку Зиновьева. От него потребовали поручиться, что ни одна из женщин не покинет город до судебного разбирательства. В дневнике также говорится, что на том дело и закончилось: "Никакого суда над сестрами никогда не было, и никто их больше не беспокоил, в то время у большевиков были более серьезные заботы".

Выбор читателей