О свойствах грез

Совсем недавно на страницах "Yтра" рецензировался режиссерский дебют Олега Янковского и Михаила Аграновича в кинематографе, фильм под названием " Приходи на меня посмотреть", снятый по пьесе Надежды Птушкиной "Пока она умирала". Собственно, хотелось бы вернуться к этой теме, но уже с театральной точки зрения. Тем более что повод есть.

Объясняется все просто: за два года до появления кинокартины на сцене МХАТа им. А.П. Чехова был поставлен спектакль, который и ныне идет с огромным успехом. В январе грядет шестидесятый показ. И, на мой взгляд, пьеса Птушкиной более адекватно воспроизведена на театральной сцене.

Итак, если фильм преподнесли как "рождественский подарок", то спектакль во МХАТе так и называется – "Рождественские грезы". Честно говоря, к новоявленному дуэту режиссеров по ходу просмотра картины возникает много вопросов, уж слишком многое перекликается с театральной постановкой, вплоть до специфической актерской игры. Однако оставим фильм в покое, перейдем к самому спектаклю.

Это действительно новогодняя сказка. Сюжет все тот же, незамысловато простой: очень старая мать готовится умереть и огорчается оттого, что у немолодой дочери нет мужа и детей. Дочь, чтобы утешить любимую мать-старуху, все это "организует". Тут ко двору и мужчина, который ошибся адресом, и далее возникшая, естественно, за "гонорар", бойкая продавщица из овощного магазина, изобразившая внезапно отыскавшуюся, теперь уже сорокалетнюю внучку. Словом, все проходит через воистину чудотворную линию: мистификация – явь. Казалось бы, низкопробная тривиальщина, да еще на сцене МХАТа. Но время пустяков нашло свое гармоничное отображение в этом спектакле. Да и не пустяки это вовсе, а жизненно важные мелочи, из которых и формируется нечто крупное и крепкое. Пьеса Птушкиной совсем не для всех, точнее, наоборот, для всех, просто каждый здесь найдет что-то свое. Театральное действо приправлено всеми необходимыми для восторженного восприятия ингредиентами. Два часа пролетают незаметно, а после конечного падения занавеса желание вернуться в созданную спектаклем атмосферу с каждым днем возрастает в математической прогрессии. Вот вам и первый признак подзабытого в сегодняшние дни волшебства.

Режиссером данной постановки является Петр Штейн, создавший настоящий актерский спектакль и превративший Новую сцену МХАТа в веселый, легкий театр. Играют всего четыре человека, трое из них – гениально: это Ия Саввина, Наталья Тенякова и Евгений Киндинов; но и Нели Неведина на этом звездном фоне не теряется. Декорации сотворены небезызвестным Борисом Красновым, и в данном случае они по-правильному просты: обыкновенная квартира, порой превращающаяся в окололифтовый коридор. Всего важнее здесь актерская игра. Словно соскучившиеся по свободной импровизации, актеры, забываясь, играют друг для друга, создавая запоминающиеся, яркие типажи. Игорь (Киндинов) – "новый русский": напор, горластость, модная одежда. Его молодость давно позади, осталось лишь мучительное усилие казаться молодым, угнаться за молодыми в попытке сохранить себя в потоке быстротекущего времени. Хрупкая старуха "из бывших" – Софья Ивановна (Саввина) – в чепце с кружевным рюшем, с прямой спиной и идеально правильной, музыкальной мерной речью. Немолодая и милая ее дочь – Татьяна (Тенякова), пенсионерка, в домашнем затрапезе, с платком вокруг поясницы от ломоты костей, трудовая интеллигентка, читающая нескончаемого Диккенса. Цитаты из классика английской литературы мастерски вплетены в текст пьесы. Диккенс здесь служит своего рода резонатором двух одиноких и немолодых женщин, он-то, по иронии судьбы, и приманивает счастье в московскую квартиру. Осталось упомянуть лишь Дину (Неведина), ту самую "внучку" – азартную, смешную, но вместе с тем вульгарную бабу (иного слова и не подобрать) с "помятой" судьбой. Мхатовские актеры играют действительно по-волшебному, получая удовольствие от комедийного жанра, но и не оставаясь в его границах.

Птушкину частенько обвиняют в однообразии построения пьес. Но, оказывается, и примитивность бывает ослепительная, гарантирующая творческих успех. Да и не так все просто, по сути: "Рождественские грезы" – это заурядность в необыкновенных условиях; не сила, но сложность чувств персонажей. И самое главное – пьеса Птушкиной созвучна времени, что и заметил первым Петр Штейн, создав притягательную внешнюю простоту. Возникающий доверительный мостик и оправдывает все преображения: парализованная Софья Ивановна – встает, дочь ее обретает "не ложное" счастье, Игорь приходит к "своему времени", а Дина наконец-то встречается с долгожданной и ускользающей искренностью. В каждом случае – пробуждение в человеке искаженном, "сделанном" обстоятельствами, человека естественного, "сотворенного"… В этом "безгримном" преображении – масса мастерства, актерского блеска. Не стоит забывать и про возникший "мостик", поэтому театральная постановка, в отличие от кинематографической, делится возникшим волшебством с каждым из 198 зрителей. Живой театр рождается не из концепции, а от самодвижения жизни в пьесе. Отсюда живая связь происходящего со зрительным залом. Вот оно, то самое сопереживание по Станиславскому. Через чувство к разуму. Постановка Штейна – это соблюдение традиций Художественного театра в их лучшем воплощении.

Показанная в спектакле ненормальность сегодняшней жизни (сцена – как волшебное зеркало) в итоге восхищает. Она чудовищная, гадкая, противная, красивая, нищая, роскошная, злая – любимая на самом деле. И если в самом начале в этом еще есть сомнения, то постепенно эта кажимость преобразовывается в совершенно естественное и достоверное впечатление. Во МХАТе у Петра Штейна мечты имеют свойство воплощаться… Звучит заманчиво, не правда ли?..