Анна Великомученица

После истории с Андреем Бабицким, получившим признание благодаря репортажам о подвигах славных чеченских бойцов, лихо перерезающих горла оккупантам, охотников до его всемирной славы развелось изрядное количество

Муки пребывания в русском плену обозревателя "Новой газеты" Анны Политковской и ее разоблачения злодеяний федеральных войск, попирающих гражданские права чеченских боевиков, продолжают привлекать общественное внимание. Однако заявления журналистки, в том числе на состоявшейся 27 февраля пресс-конференции, вызывают сплошные недоуменные вопросы, поскольку на поверку оказываются абсолютно голословными.

Напомним, что Политковская была задержана военнослужащими 45-го полка ВДВ, дислоцированного в селении Хатуни. По утверждению военных, у нее не оказалось надлежащим образом оформленных документов. Политковскую препроводили в отдельный блиндаж, а на следующие сутки – как только позволила погода – отправили вертолетом в Ханкалу. Обращались с журналисткой предельно корректно.

По версии же самой Политковской, офицеры полка, которых в прямом эфире НТВ – кстати, в День защитника Отечества – она назвала "свиньями", разговаривали с ней крайне грубо и даже едва не расстреляли. Причина такого неласкового отношения – в открытых ею страшных тайнах. В Хатуни она обнаружила фильтрационный лагерь с глубокими зинданами, куда бросают тех, кто подозревается в причастности к национально-освободительной борьбе против российских империалистов. По словам журналистки, родственники вынуждены выкупать пленников по цене 500 долларов за человека (а при дефиците наличных – по бартеру: в обмен на завалявшиеся у мирных селян автоматы Калашникова и снайперские винтовки).

Отсутствие, кроме туманных ссылок на обезличенных местных жителей, каких-либо подтверждений своей информации, более того – прямые ее опровержения со стороны лиц, бывавших в расположении 45-го полка, – саму Политковскую нимало не смущают. Впрочем, если исходить из посылок субъективного идеализма, то никаких подтверждений и не требуется. Ведь согласно этой философской доктрине, окружающий мир – не более чем индивидуальные ощущения. Если воображение г-жи Политковской рисует ей все эти ужасы, стало быть, эти ужасы и есть подлинная реальность.

К сожалению, воображение уважаемой журналистки не подкреплено логикой. Так, заточение ее военными в мрачное подземелье не помешало ей свободно разгуливать по территории части, причем командир полка едва ли не исполнял роль гида и сам показал два тайных зиндана, не поленившись объяснить, какой из них предназначен для мужчин, а какой – для женщин. Правда, никаких пленников, по признанию Политковской, в этих ямах не было.

В общем, получается как в известном фильме – "сам я Павла не видал…". Может, это и не зинданы вовсе? Нет, убеждает журналистка, они самые – все приметы сходятся; хотя неизбежных теперь проверяющих могут в полку обмануть, выдав зинданы за траншеи. Как с последними можно спутать шестиметровой глубины колодец, она не поясняет. (Между прочим, слово "зиндан" переводится именно как "колодец", так что увидеть подобные "ямы" можно и не выезжая за пределы Московской области. С другой стороны, если командир говорил о мужском и женском заведениях, может, он имел в виду нечто совсем иное?)

Не поясняет Политковская и то обстоятельство, что жаждавшие ее крови десантники одновременно не чаяли – согласно собственным же рассказам героини – как можно быстрее избавиться от ее плена, при первой возможности чуть ли не силком запихнув в вертолет. Комментируя же сам факт своего задержания, Политковская настаивает на безукоризненности имевшихся при ней документов, но тут же заявляет, что сознательно нарушила существующий порядок, не пройдя официальной регистрации по прибытии в Чечню. Во-первых, этот порядок она считает незаконным, а во-вторых, при выполнении всех требуемых формальностей военные могли не пустить ее туда, куда она так настойчиво стремилась.

Однако более всего поражают разъяснения г-жи Политковской относительно того, почему – даже если ей вернут отобранные аудиопленки – она не сможет представить документальных свидетельств страданий местных мирных жителей. Оказывается, соответствующие показания журналистка просто не записывала, поскольку понять все равно ничего нельзя – русского языка тамошние горцы практически не знают. Выходит, переводчика у Политковской не было? Но тогда каким образом она усвоила, что ей рассказывают именно о страданиях? (Кстати, на засвеченных военными фотопленках, по признанию журналистки, ничего компрометирующего федералов тоже не содержалось.)

Между тем именно защитницей стонущего под чужеземным игом местного населения ощущает себя журналистка, убежденная, что военные пытались ее запугать. Она вновь рвется на место событий, предлагая установить над этим районом ни много ни мало "международный протекторат" (!) и отводя себе роль генерального инспектора.

После истории с Андреем Бабицким, получившим признание благодаря репортажам о подвигах славных чеченских бойцов, лихо перерезающих горла оккупантам, охотников до его всемирной славы развелось изрядное количество. Но ведь мало мужественно выступить в защиту униженных и оскорбленных – чтобы заслужить такую славу надо еще непременно самому настрадаться от супостатов. Увы! За "наличием отсутствия" хотя бы какого-то документального материала, злоключения Политковской до вселенских масштабов "дела Бабицкого" при всем старании не раскрутишь.

Выбор читателей