Евросоюз растащит Россию по частям

Европейский союз стремится всеми возможными способами набрать вес в мировой экономике и на международной политической арене. Этим объясняется энтузиазм ЕС в деле расширения. Здесь вопрос аппетита: вобрать можно довольно много, и желающих присоединиться предостаточно. Однако все чаще "собиратели Европы" сталкиваются с естественным ограничением для своего аппетита – водой, причем соленой, невкусной – морской. Как ни печально, но Европа – это небольшой континент.

Вся надежда энтузиастов расширения – на восточное направление: в той стороне у Европы нет естественных границ, а Азия – да где она начинается? Именно в эту сторону все чаще устремляются взоры стратегов, подыскивающих для ЕС новые опоры и ресурсы. Европейские политики заявляют, что ради этой цели они готовы расширительно толковать само понятие Европы: цивилизационный подход позволяет, дескать, включить в нее и часть Азии, и даже Африки.

Представляется, однако, что такой подход не способствует качественному развитию ЕС. Он, скорее, ведет к экстенсивному территориальному разбуханию и "аморфизации" прежнего достаточно сплоченного блока. Уже включение экономически менее развитых Испании, Португалии и Греции повлекло значительное рассогласование интересов членов Союза, расслоение на "зажиточный Север" и "бедный Юг" и привело в итоге к возникновению концепции Европы "разных скоростей" интеграции.

Предстоящее расширение грозит еще более расколоть это объединение. Сейчас на очереди в ЕС – десяток стран Центральной и Восточной Европы (практически весь бывший "соцлагерь" и три прибалтийские республики бывшего СССР), а также острова Кипр и Мальта. На саммите в Ницце в декабре 2000 года основные технические проблемы расширения были худо-бедно решены, и теперь переговоры с кандидатами вошли в завершающую фазу. Само их вступление должно, по прогнозам, произойти в 2003-2005 годах.

Допустим, однако, что ЕС трезво рассчитал свои силы, соразмерил аппетиты с возможностями своего организма. Но вот каково придется новым членам семейства? Как будут они ощущать себя в богатом и благоустроенном доме с устоявшимися порядками и этикетом? Не станут ли они бедными родственниками? Предпосылки к этому есть. Германия, к примеру, всерьез намерена ввести 7-летний мораторий на свободный доступ рабочей силы из ЦВЕ. Ее, впрочем, можно понять: натерпелась от присоединения ГДР и массовых заездов турецких гастарбайтеров. Но кандидаты из ЦВЕ заранее обиделись: они не согласны с тем, чтобы, став жителями ЕС, их граждане сразу же превратились в граждан второго сорта.

Наиболее существенной проблемой для расширения станет уровень экономического развития новых членов Союза. Что греха таить, ни о каком соответствии между ЕС и кандидатами здесь речи не идет. Объем ВВП на душу населения в восточноевропейской десятке едва достигает 40% от среднего по ЕС. И так по всем критериям. А ведь им придется в равной степени с остальными подчиняться требованиям экономической политики ЕС и правилам общего рынка.

В ЕС на этот счет полны оптимизма: как-нибудь догонят. В 2000 году Европейская комиссия впервые опубликовала свой прогноз развития экономик стран-кандидатов на ближайшие 4 года. Прогноз носит в целом благоприятный характер: темпы экономического роста в странах-кандидатах из ЦВЕ в этот период будут оставаться на уровне 4 процентов благодаря стабильному росту внутреннего спроса и благоприятной экономической конъюнктуре в ЕС и России. В Брюсселе убеждены, что кандидатам будет гораздо проще догонять страны ЕС, став членами Союза.

Проблема для самих кандидатов, однако, видится по-другому. Их хозяйство, создававшееся в основе своей в советское время, еще во многом ориентировано на нынешнюю Россию и СНГ (это доказал российский кризис 1998 года, от последствий которого многие страны ЦВЕ до сих пор полностью не оправились). Их товары, несмотря на то, что они пользовались в былые годы ажиотажным спросом в СССР, конкуренцию на западноевропейских рынках по большей части не выдерживают. Чтобы исправить ситуацию, нужно модернизировать имеющееся производство и создавать новое. На это нужны время и деньги. А если учесть, что рабочая сила в ЦВЕ далеко не самая дешевая по нынешним временам (все-таки без пяти минут граждане ЕС!), то на инвестиционный бум, пожалуй, рассчитывать особенно не стоит.

В общем, есть риск надолго зависнуть во "втором сорте". ЕС, со своей стороны, создал для этого все необходимые условия: в механизме жизнедеятельности Союза прочно обосновался принцип гибкости (flexibility), позволяющий странам-членам не участвовать в тех или иных интеграционных инициативах ЕС (например, в валютном союзе). С другой стороны, это подразумевает право нескольких стран обособленно от остальных развивать свои "инициативы", выделяясь в привилегированный клуб. Не вошедшие в него автоматически окажутся "вторым сортом".

Какие же перспективы открываются для стран-кандидатов в таких условиях? Отказ от интеграции с ЕС для них особого смысла не имеет: обширные программы технического содействия со стороны Евросоюза и логика развития последнего десятилетия направлены на вступление; общественное мнение длительное время обрабатывается соответствующим же образом – прививается идея европейской идентичности. Торможение процесса присоединения также бессмысленно. Остается одно: вступать, причем поскорее и несмотря ни на что.

В дальнейшем большинство стран ЦВЕ, очевидно, пойдут по стопам Греции: эта страна, так и не сумев занять достойное место на рынках промышленной продукции ЕС, в настоящее время все более переориентирует свой экспорт на другие регионы: Азию, ту же ЦВЕ. В этом, в сущности, нет ничего плохого, особенно для России. Бывшие союзники, бегущие от своего "социалистического" прошлого как от огня, снова потянутся к нашим рынкам. А нынешнее расширение энергетического сотрудничества ЕС с Россией не даст странам ЦВЕ избавиться от зависимости от российских энергоносителей. Так что бывшие братья никуда от нас не денутся. А это значит, что и Евросоюзу придется разговаривать с Россией куда более уважительно.

Конечно, расширение ЕС не обойдется для России без издержек. Так, принятые в ЕС антидемпинговые меры и количественные ограничения в отношении ряда российских товаров (металлопродукции, химических удобрений, топлива для АЭС) будут применяться и новыми членами Союза. Россия, в частности, рискует потерять важный болгарский рынок ядерного топлива. Но об этом следует говорить непосредственно с Брюсселем (что и делается, правда, не очень успешно: нам намекают, что не худо бы сперва в ВТО вступить, чтобы такие претензии предъявлять). Калининградская область превратится в анклав "российского безобразия" на едином экономическом пространстве ЕС. Это создаст проблемы и для области (визовый режим, упадок челночной торговли – основы экономики, вопросы энергоснабжения), и для Европы (экономически депрессивное вкрапление, очаг нестабильности, угроза экологии, ворота контрабанды). Поэтому по калининградской проблематике европейцы охотнее идут на переговоры.

Однако в целом экономисты признают, что Восточная Европа – со своими возможностями и проблемами – неизбежно сблизит ЕС и РФ и затем уже гораздо четче поставит другой вопрос, до сих пор достаточно туманный и спекулятивный.

Вопрос о возможности вступления России в ЕС – это вопрос действительно философский, приближающийся по значению и глубине рефлексии к извечным российским "что делать?" и "кто виноват?". В какой-то степени он же и объединяет последние два. Наука, в лице замдиректора Института Европы РАН С.Караганова, полагает, что "Россия еще не решила: вступать в ЕС или просто налаживать конструктивные отношения". Политика, как искусство возможного, имеет более четкий подход: первый заместитель министра иностранных дел А.Авдеев заявляет, что в обозримом будущем мы в ЕС вступать не планируем. Эту же мысль озвучил на мартовском саммите в Стокгольме президент Путин. И, в общем, мысль правильная. Мы-то ладно – и третьим, и четвертым сортом быть нам не привыкать, а вот Европу жалко. Аппетит у пациента хороший, но Россия – чересчур большое блюдо. Российская экономика требует жертв, причем таких, какие ЕС принести просто не в состоянии. Один только Калининград, по скромным подсчетам, для более-менее успешного развития нуждается в "курсе интенсивной инвестиционной терапии", подразумевающей капиталовложения в размере 36 млрд. долларов в течение 10 лет. А ведь он в составе государства российского пробыл всего каких-то полвека. Что уж говорить обо всей России-матушке!

Да и хлопотно это! У нас с ЕС сейчас действует очень неплохое Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), основанное на принципах ВТО. Так вот: в свое время три года бились над тем, чтобы оно вступило в силу (Брюссель тормозил, поскольку чувствовал, что его переиграли). Теперь очередь за соглашением о свободной торговле. Сколько на него уйдет времени, если соответствующие переговоры должны были (согласно СПС) начаться не позже 1998 года, – одному Богу известно. Так что куда нам до вступления в ЕС – нам бы на нормальный уровень сотрудничества выйти! Кстати, даже по применению СПС у сторон то и дело возникают претензии друг к другу.

Впрочем, не нужно забывать, что ЕС – это не только союз государств. Это и Европа регионов, исторических "малых родин", которая обретает все большее значение. Страны ЦВЕ (даже Украина) уже видят себя и в этой Европе. Очевидно, в ЕС были бы не прочь со временем увидеть там и некоторые экономически перспективные и близкие российские регионы: Новгородчину, Псковщину, Санкт-Петербург, Карелию, не говоря уже о "Калининсберге". Деньжат подбросить, экономику подтянуть – и ты в Европе. Велика Россия, всю не проглотить, однако, как тот украинец из анекдота: "не съем, так понадкусываю".

Такой сценарий – присоединение России к ЕС по частям – далеко не химера. К примеру, для решения проблемы Калининграда в Брюсселе настойчиво высказывают предложения, направленные на то, чтобы, не ставя под сомнения территориальную целостность России, фактически приближать анклав к ЕС. И ладно бы, анклав все же! Но тут же звучат идеи сделать его "пилотным проектом" сближения России с Евросоюзом! Эта идея уже нашла горячую поддержку и в российском руководстве, и у губернатора области Егорова, видящего гораздо больше помощи региону со стороны стран ЕС, чем от Москвы. Однако какой смысл в эту идею вкладывает "та" сторона? Не пора ли западным российским регионам тренироваться ощущать в себе европейскую идентичность?