"Бородина могут еще раз арестовать"

Интервью с бывшим Генпрокурором РФ Юрием Скуратовым о судебной реформе, "деле Бородина" и коррупции власти.

"Yтро": Юрий Ильич, судебная реформа в полном разгаре. Каково Ваше отношение к тому, что предлагает администрация президента?

Юрий Скуратов: Настораживает то, что за всё схватились сразу. И за новый УПК, и за новый арбитражно-процессуальный кодекс, и за новый гражданско-процессуальный кодекс, реформу следствия, создание административных судов и т.д. Всё свалили в кучу, похоже, не продумав ни стратегии реформы, ни ее технологии. Я уже не говорю о непросчитанности материально-финансовых параметров. При всем моем сложном отношении к Устинову, надо и его слушать. Правда, вместо того чтобы эмоционально говорить о Мамае, он должен был аргументировано разъяснить свою позицию. Сейчас хотят сделать прокуратуру слабее, лишить ее части полномочий. Хочу заметить, что не случайно потребность в сильной прокуратуре ощущалась в России со времен Петра. А уровень законопослушания с петровских времен практически не изменился. Сильная прокуратура нужна была и Петру, и нам сегодня. В России она обязана быть сильной потому, что объект надзора – то общество, в котором мы живем – не есть высокоразвитое в плане правовой культуры. Если сильную прокуратуру разрушить, ни суд, ни Минюст ее подменить не смогут.

"Y": Как Вы относитесь к созданию Федеральной службы расследований?

Ю.С.: Наверное, во всяком эксперименте есть здравый смысл, но у меня большие сомнения в правильности данной идеи. Для начала следует изучить опыт Казахстана, где 4-5 лет назад также создали Единый следственный комитет, но вслед за этим сразу же начались проблемы, и теперь, по-моему, там от этой идеи уже отказались.

Недостатком предложенной системы является то обстоятельство, что в случае коррумпированности данного ведомства будет разом выведено из строя основное орудие борьбы с преступностью – следствие. Когда следствие распределено по нескольким субъектам, заражение вирусом коррупции одного ведомства не означает гибели всей системы в целом. А здесь всё будет разом парализовано. В тех же США расследования осуществляют множество структур. Может, стоило обкатать эту схему в какой-нибудь российской области, посмотреть, как всё будет работать. Но прежде всё равно придется вносить изменения в УПК.

И потом: проводя реформу следствия, нужно правильно выстроить приоритеты. Не так важно, единый ли это следственный комитет, или каждое ведомство имеет свой следственный аппарат. Главное – коррумпированность следствия. Никто не думает, почему следствие подчас обслуживает политические или коммерческие интересы. А у нас всю реформу сводят к чисто организационным перестройкам.

"Y": И всё же реформу предпочитают торопить?

Ю.С.: Наверное, это вопрос профессионализма нынешних руководящих кадров. Президент сделал ставку на питерскую команду, в которой многие не имеют опыта руководящей работы. Я же вижу, как были проведены в жизнь идеи реформирования Совета Федерации, создания федеральных округов. Эти проекты никто не обсуждал, никто их не критиковал, что крайне необходимо для избежания ошибок. Всё это и заставляет меня беспокоиться о судьбе судебной реформы.

"Y": Не так давно было принято решение о прекращении "дела" Скуратова. Эта страница Вашей жизни окончательно перевернута?

Ю.С.: Меня не устроила формулировка, по которой было принято решение. Дело было прекращено по реабилитирующим обстоятельствам. Было признано, что я не виновен, т.к. не доказано мое участие в совершении преступления. В данном случае нужно было принимать решение за отсутствием состава преступления. Но прокуратуре нужно было сохранить лицо, они не хотят признавать незаконность предъявленного обвинения. Я эту формулировку намереваюсь обжаловать в суде. Это, конечно, непросто, да и прецедента такого рода обжалования еще не было.

"Y": Теоретически Вы могли бы даже потребовать восстановления в должности Генпрокурора?

Ю.С.: Тут вот какое обстоятельство. Решение о моем снятии сопровождалось простой формулировкой: "освободить Скуратова от занимаемой должности". Иными словами, не было юридического апеллирования к уголовному делу. Так что с канцелярской точки зрения всё было сделано довольно грамотно – и с юридической стороны трудно оспаривать то решение.

Как человек здравомыслящий я понимаю, что, даже вернувшись, в таких условиях нельзя было бы решить ни один важный вопрос, будь то финансовый или кадровый. Так что мое возвращение нереально в любом смысле. Да и желания особого нет. Вынужден заметить, что общество не поддержало меня так, как могло бы. Хотя и Совет Федерации почти год держал оборону под прессингом государственной машины, и многие СМИ занимали мою сторону, власти удалось вылить на меня ушат грязи, скомпрометировать меня и в конечном счете уволить с должности. И обществу не удалось защитить в моем лице человека, боровшегося с коррупцией на самом высоком уровне. Такое общество, наверное, заслужило тех прокуроров, что пришли после меня. К тому же Устинову можно относиться по-разному, но при этом понимать: всякий раз, когда он принимает принципиальное решение, у него перед глазами судьба Скуратова. Понятно, какие решения он будет принимать, и понятно, что ни о какой независимой прокуратуре речь идти не может. Так что остается ждать лучших времен.

"Y": Может быть, решили, что в такой стране, как Россия, коррупцию победить нельзя в принципе?

Ю.С.: Вопрос борьбы с коррупцией – многоплановый. Первое и главное условие – позиция высшего политического руководства. Власти надо начинать с себя самой. Иначе никто не поверит в искренность намерений бороться с коррупцией. У нас страна послушная, и чиновник свое место знает. Я, с одной стороны, Путина понимаю: он обязан Ельцину тем, что тот его привел к власти. С другой стороны, в интересах дела президенту надо как можно быстрее отмежеваться от "семьи". Я очень внимательно читал распечатки телефонных разговоров приемной Александра Волошина. В отличие от человека непосвященного, я там увидел много такого, на что другие вряд ли обратили бы внимание. Очевидно, что, как и два года назад Рома, Таня, Валя и Саша правили страной, так они сегодня во многом и правят. Мало что изменилось. С кем бы я ни говорил, все интересуются вопросом: когда же Путин расстанется с "семьей". Всё как-то уж затягивается...

Вообще в области борьбы с коррупцией нужен системный, я бы сказал, научный подход. У нас же нет продуманной линии. Всё делается компанией.

"Y": Следящим за "делом Бородина" кажется, что швейцарцы уже спустили его на тормозах и Пал Палыч в конечном итоге отделается легким испугом. Это так, или поверхностные впечатления обманчивы?

Ю.С.: Тут работает определенный стереотип, специфический для России. Мы здесь слишком часто применяем при расследовании уголовных дел такую меру пресечения, как взятие под стражу. Вот и возникают, можно сказать, генетические ассоциации: раз они там такую меру не применили, значит, ничего страшного Бородину не грозит. Швейцарцы работают серьезно, что называется, на полную катушку и, насколько я знаю, отступать не собираются. В то же время позицию надзирающего над следствием органа, Обвинительной палаты, которая подкорректировала обвинение, тоже можно понять. В условиях отсутствия с российской стороны желания помочь тамошнему следствию швейцарцы в определенной мере дрогнули. Они стали просчитывать ситуацию на тот случай, если прокуратура не сможет ничего сделать с делом Бородина.

И всё же, на мой взгляд, нулевого результата не будет. Ведь многие факты твердо установлены: например, наличие счетов, все эти финансовые "проводки". Многое будет упираться в то, какова роль самого Бородина. Имея определенную информацию, я склонен полагать, что Бородин – не главное действующее лицо в этой ситуации. Он просто в свое время не смог набраться мужества отказаться от предложения обеспечивать благополучие президента Ельцина и его "семьи" таким вот образом. Если установят, что Бородин лично для себя никаких денег не брал, выполняя всего лишь техническую функцию, тогда с большей степенью вероятности может пойти речь о сделке с правосудием. Швейцарское правосудие может пойти на вынесение символической меры наказания, а Пал Палыч признает, что нарушил законодательство Швейцарии, поскольку деньги на счетах не имели легального происхождения. Но даже если будет доказано, что деньги шли самому Бородину, шансы на сделку с правосудием всё равно остаются большими.

Интерес швейцарцев не в том, чтобы непременно засадить Бородина в тюрьму. Они ходят дать ясный сигнал: вы со своими грязными деньгами в нашу страну не лезьте. Они понимают, что вслед за грязными деньгами туда придут бандиты и поставят маленькую страну на уши.

"Y": Но пойти на такую сделку – значит для Бородина признать собственное участие в этом деле, от чего он до сих пор упорно открещивается, и других – тех, кто повыше. Он на это решится?

Ю.С.: Понимаете, Бородин всё же меняется. Давайте вспомним Пал Палыча, обвинявшего Карлу дель Понто чуть ли не в возбуждении дела за взятку, и того Бородина, что приехал из Швейцарии после пребывания в двух тюрьмах, американской и швейцарской. Достаточно было посмотреть на его лицо, чтобы понять: этот человек страдал, переживал и на многие вещи смотрит по-другому. Я не думаю, что российская общественность его осудит, если он признает, что указанные счета были открыты не для него, а для других лиц и что в этом деле он оказался крайним.

"Y": Бородина могут еще раз арестовать?

Ю.С.: Конечно, могут.

"Y": Даже при наличии дипломатического паспорта?

Ю.С.: Наличие дипломатического паспорта и реальный дипломатический иммунитет – две разные вещи.