Путин сражается со "старой гвардией"

Путин ставит вопрос не просто о партнерстве, но о реальном союзе России и Запада. Глухое аппаратное сопротивление вкупе с инерцией в верхнем эшелоне – главный внутренний стопор стратегическим замыслам президента

Хотя на первый взгляд – причем взгляд изнутри России – поддержка, обещанная Путиным Америке в его заявлении от 24 сентября, кажется не слишком весомой (так, Россия предоставляет свое воздушное пространство лишь для гуманитарных, но отнюдь не военных миссий), на Западе данное заявление было принято, можно сказать, на ура. "США и Россия снова вместе" – чего стоит один только этот заголовок в Chicago Tribune. При всем различии в некоторых, порой достаточно существенных нюансах общий смысл откликов сводится к тому, что, как говорится в комментарии агентства UPI, "несмотря на глубоко укоренившиеся в России антиамериканские настроения, Путин в грядущей войне решительно встал на сторону Соединенных Штатов". По мнению The Financial Times, "решение Путина об участии в возглавляемой США кампании против глобального терроризма подтверждает экстраординарное изменение политической географии мира. Былой конфронтации больше нет. Это явилось одним из побочных положительных результатов ужасных событий 11 сентября".

Но дело не только в собственно политическом жесте, сделанном Путиным. Сама та помощь, которую Россия готова оказать и в которой, как выясняется, Соединенные Штаты сейчас крайне нуждаются, видится Западу весьма значимой. При этом особо выделяется карт-бланш, по существу предоставленный Москвой своим союзникам из числа бывших советских республик Средней Азии на военное сотрудничество с Вашингтоном. После длительной борьбы за влияние в данном регионе этот шаг расценивается как важнейшая уступка. И хотя, по мнению некоторых аналитиков, пойдя на такой шаг и вообще поддержав Америку, Путин "уступил неизбежному", еще недавно, как подчеркивает The Wall Street Journal, "и представить было нельзя, что Москва может согласиться на присутствие в регионе американских вооруженных сил"; причем фактическое согласие на это "последовало всего через 10 дней после заявления российского министра обороны Сергея Иванова о том, что не существует даже гипотетической возможности проведения операций НАТО с территории среднеазиатских республик".

Тот очевидный факт, что действия российского президента идут вразрез с инерцией консервативного мышления значительной части его окружения, – отдельная тема комментариев, к которой мы еще вернемся. Сперва же зададимся более общим вопросом: почему – несмотря на ряд негативных моментов, которыми чревата для России недвусмысленная и, главное, подкрепленная практическим содействием поддержка акции США – Путин поступил именно так, а не иначе?

Комментаторы единодушно выделяют три основные причины. Во-первых, экстремистские исламские силы, в особенности "Талибан*" и организация Бен Ладена, представляют непосредственную угрозу среднеазиатскому "подбрюшью" РФ, а также самой России. Во-вторых, под флагом общей борьбы с международным терроризмом облегчается проведение политической и военной кампании против чеченских сепаратистов (связь которых с Бен Ладеном считается доказанной). Наконец, в-третьих, Путин решил использовать выпавший волею судеб уникальный шанс для мощного прорыва в отношениях с Западом. Именно последняя причина представляется самой главной.

Хотя и Москва и Вашингтон в унисон заявляют, что поддержка американской операции со стороны России и возможные встречные уступки "не есть предмет торга", налицо, по крайней мере, резкое изменение позиции Запада по Чечне. Конечно, этого в общем-то следовало ожидать, но крен в российскую сторону превзошел, пожалуй, любые ожидания. Далее речь может пойти об уступках по вопросам противоракетной обороны, расширения НАТО, реструктуризации российской задолженности и т.д. Западная пресса заполнена ныне рассуждениями о том, насколько далеко следует заходить в такого рода уступках. Между тем проблема отношений России и Запада не втискивается сейчас в узкие рамки текущих коллизий. И в глобальной постановке, из которой исходят политические лидеры, предметного "торга" как такового действительно, пожалуй, нет.

Стереотипы мышления вообще на редкость живучи. А начиная примерно с 1994 года на нерасчищенных до конца завалах "холодной войны" стали появляться все новые и новые нагромождения. Виноваты в этом, безусловно, обе стороны. Что касается российской внешней политики образца второй половины 90-х годов, то лучшим ее символом стала знаменитая петля Примакова над Атлантикой: так наша дипломатия и петляла по различным азимутам, каждый из них объявляя приоритетным и не в силах определиться в действительной иерархии этих приоритетов. Но при всех сакраментальных сентенциях о природном раздвоении сознания у российского орла, едва ли подлежит сомнению, что Россия – западная страна, и ее будущее – только в тесной интеграции с Западом; иначе – просто тупик. В понимании сей немудреной истины Путин оказался на голову выше многих своих сподвижников, пребывающих еще в плену отживших категорий. С самого начала своего президентства Путин четко рулит в сторону Запада (вспомним хотя бы его неоднократные, хотя и весьма осторожные, заявки на вступление в НАТО и ЕС), однако ввиду внутренних и внешних ограничений это движение не могло до последнего времени набрать желаемую скорость.

Не то чтобы между президентом и его окружением существует какой-то серьезный конфликт. Вовсе нет. Деятели из ближайшего окружения (включая обоих Ивановых) вполне дисциплинированно следуют в фарватере своего лидера, однако в силу стародавней инерции их то и дело относит в сторону. Так что президенту приходится мягко поправлять их, не допуская слишком больших отклонений от генеральной линии. Вместе с тем достаточно мощное латентное сопротивление общему курсу наблюдается во втором эшелоне власти (на уровне замов руководителей федеральных ведомств и ниже) – в Министерстве обороны, в МИДе, в силовых структурах. Окопное мышление пустило здесь слишком пышные корни. Именно глухое аппаратное сопротивление вкупе с инерцией в верхнем эшелоне – главный внутренний стопор стратегическим замыслам президента.

По имеющемся сведениям, при разработке официальной позиции Москвы по поводу готовящейся акции США высокопоставленные лица в Генштабе и спецслужбах выступали за более "нейтральные" и ни к чему не обязывающие формулировки. В качестве аргумента приводились, в частности, различные сценарии неблагоприятного развития событий после начала американской операции (ответные акции исламских террористов уже против России, разгром Северного альянса, дестабилизация ситуации в Средней Азии и т.п.). Всё это приправлялось тем соусом, что вообще, мол, негоже помогать нашему "основному противнику". По сообщению агентства UPI, о том же говорили в своих интервью "отставные российские генералы, являющиеся в настоящее время советниками Министерства обороны и МИДа, которые участвовали в организованной Фондом Конрада Аденауэра конференции по международной безопасности: Россия, по их словам, не должна помогать Соединенным Штатам в то время, когда Вашингтон добивается расширения НАТО и планирует выйти из Договора о ПРО". "Эти опытные высокопоставленные военные все еще пользуются значительным влиянием в российских властных коридорах, где их заместители и протеже занимают сегодня руководящие посты" – подчеркивается в том же сообщении.

Несмотря на подобные настроения, в значительной мере поддерживаемые, кстати говоря, российским общественным мнением, Путин решил, что наступил тот самый момент, когда не только возможно, но и необходимо уже не мягко стачивать, а решительно ломать отжившие стереотипы. После августа 1991 года Россия тоже рвалась в лоно Запада, однако была не понята, да и делала это с потерей собственного лица. Теперь все, кажется, иначе. Речь Путина в германском бундестаге – зримое тому свидетельство.

Путин ставит вопрос не просто о взаимодействии, сотрудничестве, партнерстве, но о реальном союзе России и Запада. А при такой постановке торг о взаимных уступках неуместен уже потому, что во многом теряется сам предмет торга. Например, в том, что нам в последнее время говорили американцы по поводу своей НПРО и ограничения стратегических вооружений, было изрядное лукавство. А говорили они следующее: "Зачем нам с вами какие-то договоры? Договоры об ограничении вооружений заключаются между врагами. Но мы же больше не враги. США ведь не имеют таких договоров с Великобританией или Францией". Да, не имеют. Но США и Великобритания, США и Франция – не просто не враги, они – союзники. Если между Соединенными Штатами и Россией тоже устанавливаются – почему бы не представить себе такое на минуточку? – подлинно союзнические отношения, то вся проблема стратегических вооружений переводится в совершенно другую плоскость. Если, скажем, Россия становится полноправным членом НАТО, то с чего бы ей возражать против включения в альянс стран Балтии? Конечно, и между союзниками бывает торг, однако это торг уже абсолютно иного рода.

Инерционность мышления не есть, между тем, эксклюзивное качество российских генералов. Более того, на Западе – и в США в первую очередь – сие сомнительное достоинство присуще значительной части интеллектуальной элиты и политического истеблишмента. В этом смысле Дж. Буш-младший находится во многом в том же положении, что и Путин. Положение это интересно тем, что "неотесанный ковбой" Буш своим "крестьянским", как у нас сказали бы, умом, похоже, понимает больше (опираясь на логику заурядного здравого смысла) и смотрит дальше, чем его ученые советники.

В Любляне и Генуе президенты России и США не просто нашли общий язык, не просто подружились (у всех на памяти дружба "друга Бориса" с "другом Биллом"), но действительно поняли один другого. Пока еще рано гадать, но может статься, что после трагедии 11 сентября новые, доверительные отношения между лидерами станут прологом к новым, союзническим отношениям между нашими странами. Кто знает...

* Организация запрещена на территории РФ

Выбор читателей