Агрессия Запада и тихое вторжение Востока

События 11 сентября, равно как и последующие, показали, что вопрос о том, "кто есть кто", приобретает особое значение, когда дело доходит до раздела сфер влияния и навязывания того или иного образа жизни. Что бы ни говорили политики и ученые-богословы, речь идет о битве "цивилизаций", столкновении идей и образа жизни.

Здесь балом правит сильнейший, который не сомневается в собственной правоте, хотя бы уже потому, что при помощи этой правоты ему удалось занять свое лидирующее положение. К 11 сентября таким "сильнейшим" несомненно являлись США, и потому именно их модель выглядела самой убедительной. Заставив переориентироваться на пропаганду своих ценностей важнейшие международные организации, американцы взялись за установление мирового порядка по своему образу и подобию, причем с некоторыми особыми исключениями для самих носителей незыблемых ценностей – граждан США.

Выступая три года назад в Хельсинки на собрании общества Паасикиви, Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан говорил о "новой программе действий Организации Объединенных Наций в изменившихся условиях". По его словам, важнейшая международная организация почувствовала некую утрату своего значения и авторитета и в силу этого нуждается в реформировании. А направление этого реформирования генсек усматривал в пропаганде и защите демократических (то бишь евро-американских) ценностей и утверждении их во всем мире как единой шкалы измерения "хорошего" и "плохого". Собственно говоря, сам процесс начался уже намного раньше, после завершения "холодной войны"; Кофи Аннан только подтвердил вовлечение вверенной ему – теми же американцами – структуры в соответствующее русло.

Уже тогда возникли сомнения, что подобная деятельность способна встретить однозначное понимание во всем мире, не всегда готовом и желающем жить по навязываемым, пусть даже внешне и весьма красивым законам. Необходимость "жить по американским правилам" могла оказаться не по душе всем тем, кто в силу различных обстоятельств отдавал предпочтение другой "этической доктрине", которая, в свою очередь, в условиях единого мирового правопорядка становилась неприемлемой.

Но как-то увязывать разные модели необходимо, и происходит это либо путем промежуточного компромисса – в случае с более приспособленной для общения с Западом России или, скажем, Турции; либо принимает форму конфликта – Алжир, Ливия. В некоторых случаях неизбежность конфликта обусловлена историко-географическими причинами (Палестина – Израиль), а дальше все упирается в выбор союзников.

Насколько реальным является внедрение единой этико-правовой шкалы во всем мире? Сейчас, после кошмарных терактов, после проклятий в адрес экстремистов, неотъемлемым эпитетом которых стало "исламские", после очередных объявлений джихада и газавата, становится ясно, что так называемое "западное" общество столкнулось с принципиальной неготовностью принять тот факт, что единых, универсальных, "общечеловеческих" ценностей на этой планете не существует, по крайней мере пока, а усваивать американскую модель согласны отнюдь не все.

Здесь уместнее всего провести аналогию с законами физики. В масштабах Земли законы Ньютона вполне применимы в любой сфере человеческой деятельности. Но с выходом в Большую Вселенную мы сразу же сталкиваемся с другой физикой, основанной на теории относительности, в которой физика Ньютона – лишь частный случай. Частный потому, что существуют другие миры, где в силу чудовищных, по нашим меркам, температур и давлений "нормальны" совсем другие законы...

По аналогии с физикой можно сказать, что "западноевропейские" ценности, которые очень хотелось провозгласить "универсальными", являются ценностями только в определенных и, кстати, весьма комфортных условиях. При изменении среды они становятся не только бесполезными, но и вредными и без промедления игнорируются.

Находящиеся в обеспеченной безопасности и сытости гуманитарии Запада достаточно быстро забыли о том, что человек – существо биологическое, в нем "зашита" программа продолжения рода. А следовательно, в случае, если среда грозит гибелью всей популяции, вступают в действие другие механизмы общественного существования. Крик капитана на тонущем судне – "в шлюпки женщин и детей" – глубоко биологичен. Достаточно в катастрофе спастись хотя бы одному мужчине на десять, а то и более женщин, и можно быть спокойным за сохранность человеческой популяции. В Средние века в Германии официально папской буллой было разрешено троеженство для восстановления человеческого фонда, уничтоженного чередой войн и эпидемий. На практике приветствовался вообще любой сексуальный контакт, если он вел к деторождению. В те годы в Германии новорожденная девочка была редкостью – женщины рожали исключительно мальчиков. Здоровые, сильные мужчины ценились "на вес золота", и женщины прощали им всё, или почти всё... Спустя 15 лет всё вошло в норму.

Проводя параллели, можно прийти к выводу, что в обществах, переживающих своеобразный "посттравматический" синдром, переживших войну, эпидемию, природную катастрофу или социальную революцию, как, например, в России или Афганистане, формируется своя схема поведения, которая тем далее будет удалена от стандартов "спокойного" общества, чем более тяжелое потрясение этот социум пережил. Логику этого социума можно понять – и то, кстати, не всегда, – только оказавшись внутри него.

Находящийся в состоянии подобного стресса социум формирует ценности и моральные императивы, которые сохраняют свое значение в течение достаточно длительного времени. В том числе и тогда, когда внешне ситуация выправляется. Сторонний наблюдатель, не понимая глубинных проблем социума, переносит на него свою схему отношений и приходит к выводу, который весьма далек от действительности.

Реальный конфликт богатого "Севера" и нищего "Юга" (который сменил конфликт "Запада" и "Востока") окрасился в религиозные тона не просто так. Исламское мироощущение не облегчает осознание несправедливости, иначе говоря, мусульманин не готов страдать и терпеть по принципу "Бог терпел и нам велел" – хотя бы потому, что в исламе нет понятия первородного греха, а следовательно, нет и понятия "искупления грехов". Человека, выросшего в христианской культуре, гораздо легче убедить смириться с существующим порядком вещей, в том числе несправедливым, чем мусульманина, который НЕ ПОНИМАЕТ, ПОЧЕМУ он должен ТЕРПЕТЬ несправедливость НЕЗАСЛУЖЕННО. Тем более что в исламской традиции даже раб имел строгую систему защиты от произвола хозяина, оговоренную в шариатском законодательстве. С точки зрения мусульманского права "западные" люди ведут себя по отношению к другим настолько безобразно, что для правоверного становится вообще непонятно, на каком основании они имеют наглость требовать к себе и своим законам хоть какого-нибудь уважения. Этому ожесточению проще всего придать сугубо религиозную окраску, что и происходит на наших глазах.

Богатые и успешные католики и мусульмане в равной степени благодушны. Бедные и обездоленные католики и мусульмане готовы к решительным действиям в разной степени. Для одних это, как ни крути, нарушение принципов существования общества, для других – законное восстановление справедливости. Стоит вспомнить, что Исламская революция в Иране, где был свергнут прозападный Шах Реза Пехлеви, шла под лозунгом "единения всех угнетенных и обманутых". Когда же нет возможности восстать явно (а ислам признает за мусульманами право "скрытных действий"), вовсю эксплуатируется слабость "западников" к всевозможным свободам и политкорректностям – обман неверного не есть грех.

Исламский социум, несмотря на свою мессианскую открытость (любой человек имеет право принять ислам, и процедура весьма проста), очень подозрительно относится к любым попыткам "чужаков" вторгнуться в него. Собственно говоря, это вполне объяснимо – на подсознательном уровне социум понимает, что он слаб, и если он еще может сопротивляться внешней агрессии (любого толка, как силовой, так и экономической), то сил на борьбу с внутренним распадом просто не хватит. В этой ситуации общество, может, сознательно, а может, и интуитивно сохраняет сложившиеся структуры взаимоотношений – как на уровне простого общения, так и на уровне управления системой, поскольку именно так проще всего защититься от этого самого "чужака".

Любопытно, что и многие россияне вовсе не стремятся к тому, чтобы стать понятными Западу. Пока существует свой, в чем-то очень хорошо организованный хаос, иностранные топ-менеджеры будут нуждаться в своеобразных "переводчиках". Их высокая квалификация сразу снижается их слабой конкурентоспособностью в российских условиях, и российские управленцы получают столь нужную им "фору" для того, чтобы освоить западные находки и приемы управления. Русский бардак – это естественная защитная реакция израненного, измочаленного общества – "чужие здесь не ходят"; и это облегчает задачу выздоровления. В принципе, нечто похожее, с точки зрения "западника", происходит и в других странах Евразии.

"Сытость" Запада позволяет ему быть снисходительным и делиться излишками: "Моя забота о вас не имеет границ в разумных пределах!". Хитрые евро-американцы облекают свой диктат во внешне толерантную форму – в том случае, если дело касается воплощения пропагандируемых ценностных установок на собственной территории. Действительно, исламу в Европе, кажется, не на что жаловаться. К нему здесь проявляется максимум терпимости: в европейских городах вовсю строятся мечети, чего нельзя сказать о христианских храмах в мусульманских странах – там их только разрушают.

Заигрывание с вторгшимися и активно размножающимися иноверцами доходит до абсурда. В Финляндии, например, к вящему огорчению детей в одном из детских садиков решено было не праздновать Рождество, потому что это "оскорбляет религиозные чувства выходцев из исламских стран, живущих сейчас в северной Европе". В ответ на жалобы в первую очередь сомалийских родителей, некоторые финны, опасаясь обвинений в национализме и национальной нетерпимости, проявили готовность отказаться от собственной вековой традиции. Примечательно, что антирождественская инициатива исходила именно от африканских мусульман, а не, к примеру, иудеев или промосковских православных, которых европейское Рождество тоже могло не слишком устраивать: одних по сути, других по срокам.

Такой лояльностью просто грех не воспользоваться. Тихое вторжение навязчивого ислама с постепенным врастанием в жизнь хорошо известно по различным примерам, начиная от перерождения Косово, татарской экспансии в Крыму в минувшем десятилетии и кончая исламизацией крупных европейских городов, почти в каждом из которых уже имеется мощная арабская община. При этом не обязательно она агрессивна по отношению к местным порядкам: многие из иракских или иранских эмигрантов действительно готовы вписывать свои привычки в устав местного монастыря (христианского?).

Но есть и другие тенденции – Манхеттен тому подтверждение. Умение мусульман разрастаться с феноменальной скоростью, подминая аборигенов, приводит к резкому изменению баланса населения в том или ином конкретном регионе (те же Косово, Крым и т.д.). А преданность религиозным обрядам, догматизм, легко перерастающий в фанатизм с грозными атрибутами в виде джихада, награды на небесах за самопожертвование и нетерпимости ко всем иноверцам, делают последовательных исламистов опасной силой, способной весьма значительно модифицировать западное общество изнутри.

Бельгийский негр или шведский мусульманин – вот последствия демократической европейской демагогии, воплощенной в политике "полуоткрытых дверей" и стабильного, хотя и ограниченного квотами притока беженцев, львиная доля которых отправляется "в бега" не по политическим, а по чисто экономическим соображениям. Фиговый листочек "репрессий и гонений" мгновенно слетает со многих страждущих иммигрантов при мало-мальски внимательном взгляде, и открывается вульгарная нагота изголодавшегося потребителя, жаждущего приобщиться к сытой жизни.

Что же, однако, остается от прежних религиозных убеждений (или, если хотите, ценностей) при такой "сытой жизни"? Большая часть лично известных нам арабов в скандинавских странах стремится заработать приличные деньги, получше обставить свою квартиру, преспокойненько потребляет по праздникам и без оных алкоголь и даже (о-о-о, деградация!) вкушает время от времени свинину. Да, действительно, в арабских странах не строят христианских храмов. Но сколько там появилось ресторанов "Макдональдс"? Тень Ататюрка нависла над мусульманским миром, в Турции по ночам телевидение передает американские эротические "плейбойные" шоу, народ заражен меркантилизмом и неумолимо подпадает под власть голливудской эстетики.

Так кто на кого наступает? Ислам тихо вторгается в так называемый цивилизованный быт, или западные стандарты постепенно развращают мусульман? На защиту чистоты своей веры и религии, судя по всему, и встали некоторые наиболее радикально настроенные активисты, усмотревшие в американском образе жизни угрозу всему своему исчезающему укладу. И вот уже талибы* яростно уничтожают телевизоры и радиоприемники, вводят строжайшие ограничения, дабы ничто не могло сбить правоверных с истинного пути, долженствующего привести их к подлинным ценностям. Можно считать это варварством, но с точки зрения верующего мусульманина варваром-то как раз является западный человек, погрязший в пороках, свинине, деньгах, а самое главное – вопиющей социальной несправедливости.

В Советском Союзе когда-то проходили широкие кампании по борьбе с пьянством, которые в основном сводились к борьбе с пьяными. То, что научно определялось как "социальные корни" порочного явления, оставалось незатронутым, порождая новых пьяниц вместо упившихся до смерти, изолированных или перевоспитанных. Можно ли нынешний кровавый "конфликт ценностей" уладить ковровыми бомбардировками? Или болезнь, силой загнанная внутрь, через некоторое время снова даст о себе знать в непредсказуемой форме? И тогда либо бунт обиженных снова встанет на повестку дня, либо придется искать другие ценности, которые доступны всем в равной мере – пусть даже в загробной жизни.

* Организация запрещена на территории РФ