Путин становится любимчиком Запада

Прошедший с такой помпой визит Владимира Путина в США, тем не менее, почти не принес значимых осязаемых результатов. Но вот что несомненно, так это то, что имидж российского президента на Западе, сильно изменившийся в лучшую сторону после 11 сентября (впрочем, подвижки в этом направлении наблюдались и до сентябрьской трагедии), еще более заблистал благородной нежностью красок. Хотя либеральные причитания насчет гебистского прошлого нынешнего обитателя Кремля, "удушения свободы слова", "зверств в Чечне" и т.п. нет-нет да раздаются, общий настрой западной прессы нынче совсем иной. Еще более разительно переменились общественные настроения. Примечательно, например, что опубликованная недавно в "Вашингтон пост" статья "Несправедливость в России", в которой Путину в очередной раз вменяются все перечисленные выше грехи, прозвучала диссонансом не только на фоне других аналитических материалов в американской прессе, но прежде всего на фоне представленных мнений читателей, в том числе названной газеты. Согласно последним опросам, 80% американцев считают Россию дружественной к Соединенным Штатам державой, причем 25% – союзником. Так что решительный поворот в сторону Запада, который начал Путин, обернулся не только ростом его личного рейтинга вне родных пределов, но и улучшением имиджа России вообще.

В то же время в комментариях по поводу прозападной политики Путина – особенно в свете состоявшегося визита и тех неформальных отношений, которые вроде как установились между российским и американским лидерами, – то и дело проскальзывают параллели с недавним прошлым. По первым ощущениям – и впрямь какое-то сплошное дежа вю. Речь, разумеется, не о "мужской дружбе" друга Бориса и друга Билла, а о бенефисе на западных подмостках последнего советского генсека. Теперь – как не устают подчеркивать западные обозреватели – Горбачева по-прежнему "боготворят на Западе, но проклинают на Родине".

Не будем здесь вдаваться в пространные рассуждения о том, как и почему уже в ельцинскую эру "романтический период" российско-американских отношений времен бездарной, по нашему мнению, дипломатии Козырева сменился глухой взаимной неприязнью. Свою вину несут, очевидно, обе стороны. Но сейчас речь не об этом – вспомним, как все начиналось, когда казалось, что былое противостояние навсегда уходит в прошлое, а значит, и уступки с нашей стороны – вовсе не уступки, а естественные шаги навстречу партнеру. Вот только партнер, ласково и одобрительно улыбаясь, особой охоты делать встречные телодвижения не проявлял. Тот же Горбачев сдавал одну позицию за другой (все более увеличивая свою зарубежную популярность), а что взамен?

Путин в последнее время тоже сделал немало уступок Западу ("добро" на американское военное присутствие в Средней Азии, смягчение позиции по ПРО, закрытие баз на Кубе и во Вьетнаме, etc.) и тоже становится там популярным. Но некоторые – и довольно существенные – отличия все же есть. Во-первых, уступки эти большей частью вынужденные – они не от одних лишь "добрых намерений", но от объективной слабости, а чтобы слабость обратить в силу, самое верное – упредить неизбежное, представив слабость как раз добрыми намерениями. Во-вторых, многие якобы уступки перестают казаться таковыми, если Россия отказывается рядиться в тогу супердержавы а-ля эрзац-СССР, а довольствуется на мировой арене более скромной и более, как представляется, отвечающей подлинным национальным интересам ролью. В-третьих, военно-политические (в отличие от экономических) уступки могут делаться противнику или партнеру, тогда как в отношениях между союзниками сам этот термин имеет весьма ограниченное употребление – Путин же ставит вопрос о формировании между Россией и Западом именно союзнических, а не просто партнерских отношений. Наконец, в-четвертых, если Горбачев удовлетворял западные желания, что называется, "за спасибо" (те кредиты, которые он нахватал и по которым мы теперь не можем расплатиться, смешно считать адекватной оплатой), то Путин, заявляя о полнейшем бескорыстии, ведет, насколько можно судить, активный закулисный диалог, причем не столько даже в плане сугубо конкретного торга об ответных уступках, сколько в более широком плане общего обращения Запада навстречу России.

В нынешних обстоятельствах главным опять-таки становится вопрос о том, что, со своей стороны, может предложить Запад. Готов ли он принять Россию в качестве союзника (допустив, например, вхождение РФ в политическую – пока не в военную – организацию НАТО) и на деле учитывать в своей политике российские интересы? Вашингтон сейчас очень нуждается в России, и тактических реверансов в наш адрес мы, наверное, увидим еще немало. Но что в смысле стратегии?

В том-то и дело, что при всем внешнем дружелюбии указанной готовности Запад вообще и Буш-младший в частности пока не обнаруживают. Отмена де-юре давно не действующей де-факто поправки Джексона-Веника и прочие шаги подобного рода – не совсем то (или даже совсем не то), чего ждет Путин и в чем он позарез нуждается. Нуждается, не в последнюю очередь, по внутриполитическим причинам.

С одной стороны, позиции Путина по-прежнему крепки. Губернаторы стоят во фрунт, пропрезидентское большинство в Думе кристаллизируется в единую и сильную партию, рейтинги популярности не падают. Более того, в чем-то эти позиции даже упрочились. Так, заметно потускнела либеральная оппозиция президенту, стимулируемая двумя олигархами-эмигрантами. Действительно, содержательную основу критики Путина справа подточили его дружба с Западом и начатые им активные реформы внутри страны (Земельный и Трудовой кодексы, судебно-правовая реформа и т.д.). В этих условиях на долю либеральных оппозиционеров остаются лишь общие стенания по поводу авторитаризма и выискивание в действиях власть предержащих всяческих козней (как это делает, скажем, ТВ-6 по поводу инициированного Кремлем Гражданского форума).

Между тем известная авторитарность власти помогает Путину действовать внутри и вовне России, опережая общественные умонастроения. Всему, однако, есть свои пределы. Круто повернув штурвал корабля Государства Российского по курсу на Запад, президент поступил во многом вопреки устоявшимся стереотипам мышления как экипажа (бюрократии и бизнес-элиты), так и пассажиров (электората). Если этот курс не принесет достаточно быстрых и зримых успехов, то обвал популярности Путина и усиление оппозиции ему по всем азимутам политического спектра могут оказаться не менее резкими, чем те, которые ощутили на себе два его предшественника (тем более в условиях надвигающихся экономических трудностей ввиду падения цен на нефть). Как говорится, от любви до ненависти... На капитанском мостике не исключены тогда и перемены, а течение вспять может отнести российское судно еще далее, чем после провала дипломатии Козырева.

Ясно, что реализация такого сценария – возврат к антизападной политике – лишает нашу страну перспектив. Западу же очень плохо, конечно, не будет, но будет тоже не очень хорошо. Налицо, стало быть, общий интерес в том, чтобы воплощения сего сценария не допустить – не одной лишь Москве придется кусать локти, если исторический шанс на инкорпорацию России в западный лагерь в очередной раз окажется упущенным. Вот только мячик теперь на той стороне...