Девочка с фанерой уходит в прошлое

"Yтро": Виктор, ты успешный шоумен. Почему возникла идея начать петь?

Виктор Лобинцов: Музыка всегда сидела во мне, несмотря на то что у меня были проблемы с дикцией. До 12 лет я жил в интернате для детей с дефектами речи. После усыновления со мной начали заниматься логопеды, психологи, и началось мое перерождение, но до 16 лет я не мог произнести ни одного слова, потому что у меня был атрофирован язык. С самого детства я не умел говорить, но я всегда чувствовал музыку. Я даже выступал в детских конкурсах в лагере. Благодаря первым аплодисментам я понял, что хочу быть на сцене, и пошел учиться в джазовый колледж на отделение вокала.

Затем я стал вести концерты, светские мероприятия, заказники и понял, что это у меня неплохо получается. Но все равно была мечта сделать шоу, общаться со зрителем, добиваться сопереживания, что удается только некоторым артистам. Мне кажется, у меня это получается.

"Y": Что самое важное для артиста, когда он стоит на сцене?

В.Л.: Когда ты на сцене, главное - наладить общение с залом. Это фишка любого артиста. Ты можешь не петь, а мычать, но должен уметь контактировать со зрителями. Это не все понимают. Я был на одном из конкурсов, смотрел, как выступают другие артисты. Девочки стараются надеть юбки выше аппендицита, несуразные открытые кофточки, чтобы привлечь внимание.

У меня другие методы. Я перед каждым выступлением прошу зрителей поаплодировать самим себе. Обычно они начитают аплодировать жалко. Я на это отвечаю: "Ну понятно, что это вы аплодировали мне, а теперь поаплодируйте сами себе". Тогда начинается рев, зал заводится, и можно начинать работать с ним.

Надо любить сцену, надо ее чувствовать - вот, что главное. Я не понимаю молодых девочек и мальчиков, которые получили сцену мгновенно. Вышли, спели и ушли. Они не видят этот путь, цену. Вот почему они и пропадают очень быстро. Я их называю "незабудки".

"Y": Как завоевать сцену?

В.Л.: Очень легко стать известным, но популярным - очень тяжело. Быстро подняться на высоту и быстро упасть - мне не интересно.

Когда у тебя все хорошо в жизни, можно не выходить на сцену. Потому что в зале сидит зритель со своими проблемами. Сейчас ему уже не нужна девочка, которая 40 минут бегает по сцене под фонограмму, у которой потрясающие ноги, но нет ума, жизненных переживаний, разбитой любви. А страдания благотворно влияют на любое творчество. Только от неразделенной любви ты можешь прийти в студию, включить микрофон и передать в песне свое настроение.

В глянцевых журналах я получаюсь весь такой красивый, глаза блестят. Но люди не знают одного: как я сижу до трех часов ночи, переправляя ноты и тексты. Это безумно интересный и сложный процесс. Когда я пишу песню, у меня на нее уходит два месяца. Нужно не просто записать - это час, два - но пережить, почеркать, изменить слова, ритм... Продюсеры же хотят побыстрее слепить песню, выкинуть на базар и забыть. Ее будет исполнять мальчик 20 лет. Он может петь о любви со своей колокольни, но те, кто старше, не поймут его.

"Y": Как ты выбираешь музыкальный материал?

В.Л.: У меня диапазон три октавы, но я не использую все возможности голоса. Это не то, что нужно людям сейчас. Я попросил Василия Казанцева написать мне песню, которая бы задела весь зал: ушки, носики, лампочки, пол, стульчики, микрофон. Моя первая композиция "Клоун" - это песня сердца. Там нет сногсшибательного вокала, но есть искренность. В ней есть все, что я пережил в своей жизни. Вот почему мне так легко было ее петь. У меня бархатный, обволакивающий голос. Он очень нравится девчонкам. Они в нем какую-то уверенность слышат.

"Y": Достаточно ли искренне петь, чтобы быть популярным?

В.Л.: Артистам приходится и танцевать, и в цирке участвовать, и ведущими работать - они разбрасываются. Понятно, что им очень тяжело, пираты не дают зарабатывать на продаже дисков. За то, что наши песни играют на радио, мы получаем крошечные авторские.

Но вот есть певица Максим. Голоса нет. Зато офигенные тексты, офигенные интонации, офигенное омузыкаливание фразы. Как она это переживает! Конечно, Максим вошла в свою струю. Она никогда не будет петь в опере, и не надо. Все должно быть честно.

"Y": Кто из артистов тебе близок?

В.Л.: Джо Дассен, потому что он пел сердцем. Ему не пророчили будущее певца. Когда он выступил в первый раз, его засмеяли. В то же время он принес свои песни на радио, и ему сказали: "Вам нужно петь". Он ответил: "Когда я подготовлюсь, и у меня будет настоящий материал, я выйду на сцену".

Я также ощущаю этот мир, как Анна Герман, как Майя Кристалинская. Мне так же близка тема весны, неразделенной любви. Когда мне было 12 лет, я понимал, что никого не люблю на этом свете. Однако это неплохо. Но и не правильно. Сейчас я люблю засыпать и просыпаться один - и это тоже неправильно. Об этом я пою.

"Y": Как повлияла на тебя учеба в джазовом колледже с точки зрения музыкального жанра?

В.Л.: Я долго решал, что петь. Я понимал, что джаз - это не наша культура. Мы не умеем его петь, мы можем только им восхищаться. Единственная, кто поет джаз в России, - Ирина Отиева. Я восхищаюсь голосовым аппаратом Ларисы Долиной, но я не воспринимаю ее материал, не обмениваюсь с ней информацией. В моем представлении джаз другой.

Так же я пытался когда-то петь русские народные песни, но для этого надо постоянно находиться в технике. Те, кто работает в этом жанре, - большие профессионалы. Очень сложно спеть чисто. Например, я не могу так же передать эмоции, как это получалось у Лидии Руслановой. С годами понимаешь, что главное не известность, а то, что ты скажешь господу, а его не обманешь.