Лубок – это вовсе не обидно

Фантазия – она из его детства, проведенного на волжском берегу в Астрахани, знаменитой своими трактирами, ярмарками, гуляньями и кулачными боями




Столь парадной, быть может, даже официозной выставки Русский музей в Санкт-Петербурге не видел уже давно. 125-летие со дня рождения Бориса Кустодиева - это 350 работ художника из фондов самого музея, а также собрания Третьяковки и многих музеев и библиотек страны.

Говорим "Кустодиев" - и сразу вспоминается довольная своей жизнью, в добром теле купчиха, дегустирующая чай. И, конечно, Шаляпин в шубе на фоне шумного города-лубка. Лубок у Кустодиева – это вовсе не обидно, потому как творчество художника – уникальное сочетание классической традиции русских живописцев-реалистов (прежде всего, Ильи Репина) и мастеров Серебряного века (скажем, Ивана Билибина). Но это, так сказать, метод. А фантазия – она из его детства, проведенного на волжском берегу в Астрахани, знаменитой своими трактирами, ярмарками, гуляньями и кулачными боями. Интересно, что уже после 1917-го, ностальгируя по тем далеким и закончившимся навсегда временам, Кустодиев писал своих нереволюционных персонажей в петроградской мастерской. Власти его не трогали, потому как он и большевиков писал, откликаясь на происходящее, но и они возникали на его картинах не идейными противниками царизма, а эдакими стихийными героями, персонажами из "гущи народной". И получался уже не большевик, а скорее Стенька Разин почти три века спустя. Как идейный, так и художественный монументализм были равно чужды Кустодиеву. А потому его патетические герои – например, Петр Первый - получались не "взаправду", а сочиненными. Зато "обыкновенные" современники – например, члены Государственного совета (а часть портретов к знаменитой картине Репина писал Кустодиев) – возникали живыми, не уступая и репинским образам.

Чуждым оказался Кустодиеву и европейский импрессионизм - слишком трепетный и неясный для его фантазийной сущности. И, будучи близким своим творчеством русским мирискусникам, он, однако, всего лишь полгода смог прожить в Париже (на стажировке), ибо мира, воплощенного на полотнах Сезанна и Мане, принять так и не смог. Не его был пейзаж. Не его мир… Будучи адептом исключительно своего представления о мире - абсолютно свободного представления, - он всегда возражал тем, кто называл его реалистом. И "Автопортрет" Кустодиева – очередное тому подтверждение.

Выбор читателей