Эпатажный живописец снова в моде

Творчество Анатолия Зверева опять оказалось востребовано. И вновь специалисты готовы искренне восхищаться его работами, и снова экзальтированные дамы закатывают глаза и стонут: "О-бо-жа-ю Зверева"




Судьбу художника Анатолия Зверева едва ли можно назвать счастливой. Трудное детство, тяжелая жизнь, осложненная паранойей и алкоголизмом, посмертная слава...

Да, со славой ему тоже не повезло. В перестроечную эпоху экспрессивное, но понятное и доступное всем и каждому творчество одного из лучших представителей московского андеграунда покорило всех жаждавших приобщиться к неофициальной культуре. По Москве стремительно расползались истории из жизни этого человека-легенды: как Зверев месяцами жил на даче хитроумного Костаки, изрыгая в запойном угаре один шедевр за другим, как он мог написать картину за три минуты, отобрав у маляра ведро с краской и гигантскую кисть, как месяцами не возвращался домой, уверенный что в квартире его поджидают врачи из психиатрической больницы и злые кагэбэшники. А после своей смерти в 1986 году Анатолий Зверев незамедлительно превратился в своеобразный символ антисоветской культуры. Ретроспективные выставки, статьи, монографии, открытки и календари... популярность художника превосходила все возможные границы, а стоимость его произведений возрастала с каждым днем.

Следует заметить, что, как и все необычайно плодовитые мастера, Зверев – художник крайне неровный. И шедевры, созданные им в порыве вдохновения, посвященные близким друзьям, не идут ни в какое сравнение с бездушными поделками, написанными "за бутылку". Тем более что бесноватый живописец был хитер и за версту чуял жадных халявщиков. Да и подлинного шедевра, по правде говоря, в приступе "белки" не напишешь. Весьма объективной проекцией зверевского наследия стало знаменитое собрание Георгия Костаки. Уже вывезя свои сокровища в родную Грецию, он задумал рассортировать коллекцию по качеству. Разумеется, с помощью лучших специалистов. Произведения честно делили на четыре кучки: "шедевры", "очень хорошие", "посредственные" и "крайне слабые". Так вот, первые две кучки вышли весьма скромными, а тощая пачка "шедевров" выглядела и вовсе жалко.

Но ошалевшие от культурного бума граждане перестроечной России об этом, конечно, не догадывались. С прилавков и аукционов сметали все. И за бешеные деньги. Тогда же развелось невообразимое количество фальшаков (по числу подделок творчество Анатолия Зверева сопоставимо только с картинами Шагала и Малевича). Через пару лет вопли обиженных покупателей окончательно заглушили робкие протесты специалистов. В последующее десятилетие имя художника практически не упоминалось. Цены на его работы упали столь же несправедливо, как были завышены когда-то. Казалось, невезучий Зверев скомпрометировал себя навсегда.

Однако в наступившем тысячелетии счастье неожиданно улыбнулось художнику. Миниатюрная выставка графики из фондов Государственного исторического музея вызвала необычайный резонанс в столичном культурном обществе. Оказалось, что творчество безумного живописца и по сей день актуально, востребованно и нужно публике. И вновь специалисты и знатоки готовы искренне восхищаться его неповторимыми работами. И уже новое поколение экзальтированных дам готово закатывать глаза и стонать: "Обожаю Зверева".

Для тех, кто долгие годы терпеливо ждал возвращения мастера, и тех, кто знаком с его творчеством лишь по старым репродукциям, в галерее "Дом Нащокина" открылась выставка работ Анатолия Зверева.

Главное ее достоинство – абсолютная достоверность и высокое качество работ. Картинки и рисунки подбирались из частных собраний, но не сформированных на сомнительных аукционах, а из первых рук. То есть, от друзей художника. И, разумеется, подруг. Женские головы всевозможных цветов и оттенков, с огромными, широко распахнутыми глазами на пол-лица и романтичной копной волос, как и в былые времена, остаются узнаваемой визитной карточкой автора. А графика Зверева станет приятным и неожиданным открытием даже для тех, кому давно набили оскомину портреты "в три штриха" и буйные цветочные натюрморты. Вместо привычной игры пятен – сильные, четкие линии, вместо программной незаконченности – тщательная проработка образа. Неожиданные ракурсы, яркие характеристики, острота и выразительность зверевских рисунков вызывают в памяти французскую графику конца XIX столетия.

Самых отъявленных скептиков, никогда не доверяющих частным коллекциям, должны убедить произведения из фондов Третьяковской галереи – эти-то прошли массу проверок и освидетельствованы всеми возможными экспертами.

Как и на всякой уважающей себя ретроспективной выставке, для желающих расширить кругозор устроена специальная экспозиция семейных фотографий, автографов и стихотворных набросков Зверева, дополненная сентиментальными воспоминаниями близких друзей и просто современников художника.

Выбор читателей