Скольжение в объятия и из объятий

Невероятно красивую пьесу Лауры-Синтии Черняускайте с любовью и тактом поставили в Центре драматургии и режиссуры. На русской сцене так о мужчинах и женщинах не говорит никто


Фото: newizv.ru



"Скользящая Люче" – последняя премьера в Центре драматургии и режиссуры по пьесе красивой литовки со звучным именем Лаура-Синтия Черняускайте. Это на московской сцене она новичок, а на вильнюсской – признанный мастер. Ей как никому другому удаются нежные пьесы об отношениях между мужчиной и женщиной, писать которые в весьма богатой драматургами отечественной театральной тусовке считается делом то ли неприличным, то ли слишком простым. Но нет ничего удивительного, что именно эту обаятельную пьесу выбрал для своего режиссерского дебюта один из лучших актеров Центра Владимир Скворцов. На ниве хорошей современной драматургии грамотный, да еще к тому же и умный актер может поставить очень хороший спектакль. Эту аксиому доказывать не требовалось, но ее, тем не менее, доказали.

Текст Черняускайте закручен даже не вокруг самой Люче, хотя и эта героиня присутствует на сцене в полной мере. Красотка Анна Капалева скользит по ней с неподражаемым очарованием. Больше от нее ничего и не требуется, только скользить – в объятия и из объятий, в страну и из страны. По зимнему катку в коньках напрокат – от влюбленности в конькопрокатчика. Пока к нему ходит беременная вторым ребенком жена с коляской и большими грустными глазами и безысходно ревнует. Он ускользает от нее – даже когда он есть. Люче ускользает от своего мужа Феликса. Феликс тоже пытается скользить, но неуклюже падает на лед. Он слишком тяжело думает, чтобы быть легким. И пьеса, по-хорошему, могла бы быть озаглавлена не "Скользящая Люче", а "Падающий Феликс". С дополнительной политико-исторической коннотацией. Так могло бы быть, если бы Люче, проскользнув обратно, Феликса не подняла. Ведь, в конце концов, это пьеса о любви.

Феликс – печальный Владимир Панков, трагик с шармом комического актера, очень хорош в роли неоприходованного зануды, который есть среднестатистический мужчина нашего времени. После ухода жены он с тем же упорством покупает ее любимый томатный соус, ходит в тот же супермаркет, пробует покататься на коньках, но падает, пробует изменить, но измена не кончается ничем. Феликс и Люче – пара на самом деле обыкновенная, и ситуация обыкновенная: жене надоело, она ушла, ты сам стираешь свои носки. Но привлекательно не то новое, что имеется в спектакле, а шарм, с которым преподносится старое. Шарм, с которым невиданная простота совмещена с математической точностью любви.

Режиссурой Скворцова безраздельно завладели корзинки из супермаркета. Железные корзинки для мелких покупок, коляски для средних, тяжелые тележки – для больших. В начале спектакля все герои выйдут и исполнят своего рода колясочный вальс. Пара незатейливых пируэтов – скромное напоминание о том, что миром в наше время правит потребление. Отношения лежат в магазине на соседней полке с женскими колготками, любовь берется напрокат, как коньки. Герои этой пьесы постоянно друг у друга что-то выторговывают: внимание, нежность, готовый обед, томатный соус. Бесконечный консьюминг, который, по слухам, губит как минимум разлагающийся коммерческий театр и уж точно уничтожает всякий призрак высоких чувств.

Но божественный огонь хранит старшее поколение: родители Феликса. Парализованный отец, гуляющая на сторону мать. Мать (одна из самых сильных актрис Центра Оля Лапшина), в которой любовь живет как потребности тела, а невозможность удовлетворять эти потребности срывает ее на фирменный бабский вой. И финальная сцена – смерть парализованного отца, за которым пытается угнаться жена, но не может, не успевает. "Не успеваю" – пронзительная нота, на которой гаснет спектакль. И снова не про смерть, а про любовь, ускользающую так быстро, что за ней не успеваешь угнаться. В любви Черняускайте разбирается как ни в чем другом: одними намеками, без всяких истерик, она подталкивает своих героев через всю пьесу к счастливому единению душ, а режиссеру остается только смириться с этой мягкой серьезностью и последовать за ней.

Тандем драматург-режиссер-актер, который в идеале должен составлять основу основ театра, в последнее время не то чтобы распадается, но теряет тандемичность. Как в басне про лебедя, рака и щуку каждый изо всех сил тащит одеяло на себя, и кто-то непременно перетягивает. В случае, когда за пьесу берется актер, логично было бы ожидать, что актеры всех переиграют, но в постановке Скворцова актриса одна – Ольга Лапшина, и в сиянии этой звезды остальные явно блекнут. Остается драматургия. Драматургия, которой Скворцов любуется, слегка отстранившись, как красивой вещью, скульптурой, картиной, цельной в своем единстве, любуется, просто предоставляя ей право на жизнь. Эта драматургия очень красивая. Она не предъявляет глобальных претензий, а тихо себе в стороне решает задачки про любовь. Невинное детское развлечение.

Центр драматургии и режиссуры, в помещении Центра В.Высоцкого, Нижний Таганский тупик, 3. Следующие спектакли – 29 и 30 марта

Выбор читателей