Вокруг конфискации имущества снова бушуют страсти

До какого предела конфискация является орудием борьбы с преступностью и коррупцией? В России лишь 4-7% конфискованного имущества переходит в доход государства. Куда девается остальное, не знают даже в Кремле




Прозвучавшее на этой неделе предложение Сергея Степашина ввести конфискацию имущества за коррупционные преступления вызвало новый всплеск эмоций в юридическом сообществе. Как известно, мнения специалистов по этому вопросу расходятся кардинальным образом. Одни считают, что институт конфискации должен быть как можно скорее реанимирован; другие опасаются, что это лишь увеличит произвол со стороны правоохранительных органов.

Напомним, что конфискация имущества была отменена в декабре 2003 г. по инициативе Владимира Путина. В процессе принятия президентского пакета поправок к УК РФ Указ президента России обрел силу закона. И почти сразу после этого правоохранительные органы и т.н. "силовики" в правительстве начали кампанию по реанимации изъятых из УК положений. Уже в октябре 2004 г. в прессе стали звучать активные призывы исправить допущенную законодателем ошибку, а затем в администрации президента были разработаны поправки к Налоговому и Уголовному кодексам, где конфискация вновь фигурирует как мера наказания за некоторые преступления.

"Конфискация – безвозмездное изъятие по определению, постановлению или приговору суда денег и иного имущества, полученных преступным путем либо предназначенных для использования (использовавшихся) в качестве орудия преступления или для финансирования терроризма, экстремистской деятельности, незаконного вооруженного формирования, иной организованной преступной группы или преступления..." – такое определение предлагается включить в текст УПК. Однако и в самой Думе некоторые юристы понимают, что такого рода конфискацию можно проводить даже в предварительном досудебном порядке и не только по преступлениям, связанным с терроризмом, но также по экономическим или хозяйственным преступлениям, что совершенно недопустимо.

Впрочем, думское большинство этими сомнениями явно не терзалось. И в апреле с.г. в Госдуме прошли первое чтение поправки в ряд законодательных актов РФ в связи с ратификацией конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма, а также принятием Закона "О противодействии терроризму". Как говорится в пояснительной записке к проекту, вносимые поправки в Уголовный кодекс направлены на установление порядка конфискации денег, ценностей и иного имущества, не только полученных в результате преступных действий, но и используемых для финансирования терроризма или экстремистской деятельности. Законопроектом также закрепляется норма, в соответствии с которой такое имущество в неотложных случаях подлежит аресту на основании постановления следователя без получения судебного решения. Кроме того, такой вид наказания, как конфискация имущества, вводится за совершение преступлений, предусмотренных ст.186 "Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг" и ст.188 "Контрабанда".

Но далеко не всех удовлетворили такие "половинчатые" меры. В мае председатель Конституционного суда Валерий Зорькин публично призвал законодателя ввести институт конфискации имущества по целому ряду тяжких преступлений. "Необходимо по четырем-пяти составам международно-опасных преступлений – терроризму, организованной преступности, коррупции и отмыванию денег – ввести конфискацию имущества. К этому нас обязывает международная конвенция", – заявил глава КС, выступая на круглом столе в Совете Федерации. Зорькин считает, что "в данном вопросе нет никакой политики". Он ссылается только на нормы права. "О какой политизации может идти речь, если два года назад Конституционный суд вынес решение, в котором мы намекнули законодателю, что в свете международно-правовых обязательств Россия должна обеспечить не только процессуальные нормы (конфискация вещественных доказательств), но и реализацию материального права на конфискацию имущества?" – недоуменно вопрошал глава КС.

Однако на вопрос Зорькина никто не ищет ответа. Пока законодатели не пришли к единому мнению, по каким же статьям вводить конфискацию. Впрочем, у Зорькина есть один неопровержимый аргумент в полемике с теми, кто выступает против восстановления института конфискации, утверждая, что "Россия должна идти в Европу". Председатель КС в ответ поясняет, что в той же Европе – Австрии и Словакии – недавно приняты законы, по которым предусматривается конфискация имущества юридических лиц, замешанных в коррупции или терроризме. "Мы что, хотим быть анклавом, где можно воровать, изымать имущество преступным путем, а потом получить небольшой срок или отделаться штрафом, а денежки будут крутиться?" – патетически изрек Зорькин перед сенаторами. Однако пыл профессора права тут же охладил советник главного правового управления администрации президента Владимир Михайлов, который сообщил, что в России "лишь 4-7% конфискованного имущества переходит в доход государства". Куда девается остальное, не знают даже в Кремле. Разве в Европе такое возможно? Михайлов, в частности, призвал вначале внести ясность в вопрос о том, "кто именно занимается конфискацией имущества и его реализацией", а уже затем корректировать законодательство.

Однако в Счетной палате, как видим, имеются свои соображения на этот счет. Там, как сообщил Степашин на заседании круглого стола в Госдуме, подготовлен ряд предложений, направленных на борьбу с коррупционными преступлениями. "Речь идет о конфискации имущества, полученного в результате совершения коррупционных действий", – сказал Степашин. Также среди предложений, которые бы способствовали борьбе с коррупцией, он назвал необходимость декларирования чиновниками полученных доходов и имущества и осуществление контроля за их финансовыми счетами.

Правда, у нас до сих пор никто не знает, какие конкретно действия должны квалифицироваться как коррупционные. И чем они отличаются, скажем, от получения простой взятки. Тем не менее закон, предусматривающий введение конфискации имущества, Госдума может принять уже до конца весенней сессии. Об этом недавно заявил председатель думского комитета по безопасности Владимир Васильев. Вместе с тем он предупредил, что депутаты намерены детально проработать введение нового вида наказания и готовы пожертвовать временем ради качества. Вот это действительно хорошая новость. Если депутаты сумеют не допустить глобальных потрясений в обществе при введении конфискации имущества, как рассчитывает Васильев, то честь им и хвала. Но сделать это будет очень непросто, поскольку, несмотря на то что приватизация в стране прошла, амнистии по собственности до сих пор не было. И потому многие имеют основание считать, что с помощью лояльных парламентариев власть приступает к завинчиванию гаек, готовя себе возможности для борьбы с народными выступлениями.

Адвокатское сообщество России сразу после принятия в первом чтении названных поправок в УК выступило против расширенного толкования института конфискации имущества. "Большинство моих коллег не одобрит восстановление конфискации, если речь пойдет о широком применении этой меры уголовного наказания, как уже было в прежние времена", – заявил президент Федеральной палаты адвокатов Евгений Семеняко. По его мнению, обсуждая законопроект о противодействии терроризму, коррупции, организованной преступности и легализации преступных доходов, депутаты почему-то предложили применять конфискацию более чем по 40 статьям УК. Семеняко считает, что "такая позиция будет противоречить Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма, в связи с ратификацией которой и вносятся поправки в УК". Ведь в самой Конвенции речь идет лишь о применении конфискации только за особо опасные преступные деяния.

А юрист из Екатеринбурга Иван Кадочников высказал довольно любопытное мнение, что "введение конфискации имущества очень хорошо скажется на раскрываемости дел, однако раскрываемость дел вряд ли отразится на вынесении судебных решений". Мотивируя свою теорию, Кадочников сказал: "На стадии дознания и предварительного следствия можно выявить множество фактов приобретения имущества, которое могло бы быть получено незаконно. Однако в ходе судебного процесса эти факты можно легко опровергнуть. Конечно, если, скажем, зарплата у чиновника 4 тыс. руб., его "Мерседес" явно приобретен на нефиксированные деньги. Тем не менее доказать обратное в суде возможно, предоставив расписки, кредиты, документы о задолженностях. Таким образом, конфискация имущества не обойдет только тех, у кого буду найдены документы, неопровержимо доказывающие вину. Однако сейчас наши чиновники, да и не только они, в этих делах более чем подкованы". Следовательно, главные гнезда коррупции в структурах власти этим средством не извести. Зато сама власть может использовать закон, чтобы получить полную сатисфакцию от предпринимателей, не желающих добровольно платить мзду нечистым на руку чиновникам.

Поскольку весенняя сессия Госдумы закончится уже довольно скоро, в ближайшее время следует ожидать какого-то согласованного решения парламентариев, которые не могут не учесть как критику в свой адрес, так и пожелания руководителей таких солидных органов, как Конституционный суд и Счетная палата. Однако в первую очередь думцы должны учесть, что неоправданное расширение института конфискации имущества будет очевидным отходом от тех демократических преобразований в области уголовного законодательства, которые были проведены в последние годы. Кроме того, они не могут не учесть мнение своего коллеги, председателя комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству Владимира Плигина, который считает, что возвращение конфискации имущества негативно скажется на экономике России. И, наконец, все депутаты должны забыть о заоблачной теории и спуститься на нашу грешную землю, чтобы понять, до какого предела конфискация является орудием борьбы с организованной преступностью и коррупцией, и когда она начинает превращаться в оружие, направленное против легального бизнеса и политической оппозиции.

Выбор читателей