Евросоюзу нужна новая армия и новый союзник

Разрешив проблемы, возникшие вокруг Лиссабонского договора, и договорившись о назначении президента и министра иностранных дел, в Евросоюзе задумались о создании единой общеевропейской армии. Разговоры об этом ведутся еще с начала 1990-х, когда с падением железного занавеса в европейских столицах осознали масштаб глобальных перемен и озаботились защитой общеевропейских интересов.

В Вашингтоне к этим идеям относились крайне неодобрительно, и после событий на Балканах, где армии европейских государств с весьма переменным успехом действовали в рамках KFOR и НАТО, вопрос об общеевропейской армии ушел на десятый план. США сделали ставку на усиление НАТО, и все согласились. Дольше всех держалась Франция, но, после того как по инициативе Саркози она стала полноправным членом Североатлантического альянса, про общеевропейскую армию не вспоминали и в Париже.

"Лед тронулся" в этом году. В феврале решением Европарламента были созданы Силы быстрого реагирования ЕС, действующие по собственному уставу и подчиняющиеся только Евросоюзу. А на прошлой неделе Италия заявила о необходимости заняться строительством армии ЕС. Предложение озвучил глава итальянского МИД Франко Фраттини, аргументы которого в пользу этой идеи носили вполне прагматичный характер: углубление европейской интеграции, оптимизация расходов при проведении военных операций в составе НАТО и отражение возможных угроз.

Фраттини начинает с того, что сегодня каждая европейская страна, участвующая в военной операции в Афганистане, самостоятельно обеспечивает свой контингент вооружениями и военной техникой, хотя на этот счет могут быть и двусторонние соглашения. А имея единую армию, эти задачи можно решать более рационально: одна страна поставляет танки, другая – самолеты, третья – системы связи... Но более важная причина для создания армии – это стремление Евросоюза повысить свой вес в мире и превратиться в реальный центр влияния. Европа давно тяготится ролью младшего партнера Америки и своим подчиненным положением в НАТО, а с избранием президентом США Барака Обамы возник целый комплекс опасений, связанных с "перезагрузкой" всей мировой политики.

В европейских столицах совершенно обоснованно опасаются, что "глобальное политическое пробуждение" Азии и Африки может обратиться против Европы. Но главным фактором риска стал проект создания "большой двойки" в составе США и Китая. Не случайно решение о создании Сил быстрого реагирования ЕС последовало сразу после презентации Бжезинским проекта G2, а идея создания единой армии Евросоюза было озвучено на фоне обсуждения итогов визита Обамы в Китай.

Как отметил Фраттини, "если США и Китай объединятся в G2 и таким образом создадут тихоокеанскую ось, Атлантический альянс может быть забыт". Центр интересов американской политики смещается на Восток, а это значит, что Европе необходимо самой позаботиться о своей безопасности. В противном случае с ней перестанут считаться, и потому, полагает Фраттини, создание единой европейской армии является "объективной необходимостью".

Лиссабонский договор, вступающий в силу 1 декабря, предполагает углубление интеграции, в том числе в сфере внешней политики, и допускает создание единой армии как средства ее эффективного проведения. Другой вопрос – поддержат ли предложение Италии в других европейских столицах. Нет сомнений в том, что страны Восточной Европы не будут предпринимать никаких действий без консультаций с Вашингтоном. И совсем не очевидно, что привыкшие к благополучной и спокойной жизни государства Западной Европы поддержат Италию, тем более на фоне экономического кризиса.

Пока предложение Фраттини остается предметом обсуждений, консультаций и разнообразных оценок. Наглядной иллюстрацией неоднозначной реакции на эту затею является "разброд и шатания" экспертного сообщества, представители которого ищут ответы на целую серию вопросов – "Зачем это нужно?", "Кому это нужно?", "Кто выиграет от реализации этой затеи?", "Кто это придумал?" и "Почему о создании армии заговорила именно Италия?".

Скептики полагают, что единая армия, во-первых, не нужна, потому что Евросоюз является политической организацией и ему нет резона превращаться в военную, коль скоро существует НАТО. Во-вторых, европейские страны, привыкшие уклоняться от активного участия в военных действиях, не хотят воевать. Они скорее покорятся кому угодно, нежели начнут всерьез готовиться к войне и защите своих территорий и интересов. В этом смысле ситуация отчасти напоминает то, что происходило накануне и во время Второй мировой войны.

В русле этой трактовки заявление Фраттини объясняется попыткой Италии обратить на себя внимание США, выплеснуть недовольство положением европейских стран в НАТО, намекнув Вашингтону на необходимость пересмотреть свое отношение к Евросоюзу, который больше не хочет участвовать в военных авантюрах американских политиков.

По другой версии, создание единых Вооруженных сил выгодно, прежде всего, Москве, которая, пользуясь доверительными отношениями между российским и итальянским премьерами, инициировала заявление Фраттини, с тем чтобы ослабить НАТО, "оторвать" Евросоюз от США и вовлечь в реализацию планов Дмитрия Медведева по созданию системы общеевропейской безопасности.

Эксперты, поддерживающие предложение Фраттини, опираясь на те же факты, делают прямо противоположные выводы: Европе нужно избавляться от влияния Америки, которая, продолжая использовать военный потенциал стран ЕС в своих интересах, готовится "сдать" своих старых партнеров ради союза с Китаем. Ось Вашингтон –Пекин является реальной угрозой, и противостоять ей можно только в союзе с Россией.

Легко видеть, что, независимо от позиции, эксперты сходятся в том, что предложение итальянского министра отражает настроения европейцев, которые не только устали от военных авантюр США, но и сомневаются в способности (или желании) Америки и дальше обеспечивать безопасность Европы. В такой ситуации последняя вынуждена либо интенсивно вооружаться, либо искать нового союзника. И это шанс для России, которая испытывает давление тех же угроз, тоже нуждается в союзнике и, как ни крути, является европейской, а не азиатской страной.