Русская нация до сих пор не сложилась

Мы находимся в фазе "догоняющей национализации": элита ищет идею российскости, пытается создать российскую нацию. Национальные меньшинства в России занимают более активную, по сравнению с русскими, позицию




Национальность, нация, этничность, народ – слова, прочно вошедшие в наш лексикон. Политики всех мастей, журналисты, обыватели любят рассуждать о делах национальных. Спекуляций вокруг этих понятий гораздо больше, чем научно выверенных конструкций или фактов.
Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Виктор Александрович Шнирельман занимается изучением этнонациональных мифов, этничности и национализма. Его научные работы нередко становятся предметом обсуждения и яростной полемики. Действительно, не всем бывает приятно узнать, что героическая история его народа – всего лишь мифологическая конструкция. Но то, о чем говорит Виктор Александрович, крайне интересно и важно для понимания подлинного смысла многих происходящих сегодня событий.

"Yтро": Виктор Александрович, так что же такое нация?

Виктор Шнирельман: Нация – это политическое сообщество, вещь невидимая, но вполне доступная для воображения, например, в виде былинного богатыря, шагающего по истории семимильными шагами.

"Y": Какое место занимает миф в процессе строительства нации?

В.Ш.: Центральное. Любая нация должна опираться на великий миф, так было всегда. Мифология нации – отнюдь не изобретение последних десятилетий. Статус "нации" сам по себе является серьезной заявкой на определенный политический статус. Когда формируется новая нация – а это почти всегда инициируется узкой группой лиц – лидерами, интеллектуалами, элитой, – необходимо воздействовать на тонкие струны человеческой души.

"Y": Из чего состоит национальный миф?

В.Ш.: Каждый миф состоит из великих побед и поражений. Из тщательно отобранных исторических фактов, а, согласитесь, в истории бесконечное количество фактов и событий. Вопрос только в том, что именно отобрать и поднять на щит.

Основополагающие моменты отечественной истории, положенные в основу мифа, актуализируются государством. Средств актуализации великое множество. Например, ими могут выступать государственные праздники. Какие праздники мы сейчас празднуем? Девятое мая – День Победы, патриотическое торжество, консолидирующее всю нацию. Зато 7 Ноября, коммунистический праздник, быстро перестал быть государственной датой.

Еще одно средство – монументы. Храм Христа Спасителя в Москве не столько церковь, сколько, по мысли государственной элиты, часть современной национальной идеи. В советское время мощное пропагандистское значение имели киноэпопеи: об освоении целины, о Великой Отечественной войне или о пограничной службе. Сегодня фильмы как метод донесения национального мифа до широких масс вновь возвращаются.

Между прочим, интересная метаморфоза произошла с образом ковбоя Дикого Запада – одним из стержней американского самосознания. Если посмотреть на фильмы прошлых лет, то ковбой – обязательно белый американец англо-саксонского происхождения (WASP). А сейчас маятник качнулся в сторону признания прав негритянского населения Северной Америки. И что же? Американские ученые весьма кстати установили, что большинство ковбоев на самом-то деле были неграми. И теперь в блокбастерах об освоении Дикого Запада ковбои имеют темный цвет кожи.

"Y": Неужели нация может строиться на поражениях народа?

В.Ш.: Конечно, важно только, какое это поражение и как его показать. Ведь поражению может предшествовать великое сопротивление. Так, одним из компонентов израильского национального мифа является память о поражении в Массаде – героическом сопротивлении зелотов огромной, намного превосходящей их по силе римской армии. А "Косово поле", страшное поражение, ставшее отправной точкой сербского самосознания. Или геноцид армян в Турции в 1915 г. – важнейшая часть армянского национального идентитета.

"Y": Хорошо, ну, а что же с русской нацией и ее мифами?

В.Ш.: Русская нация так до сих пор и не сложилась. Мы находимся в фазе так называемой "догоняющей национализации". Элита ищет идею российскости, пытается создать российскую нацию.

Национальные меньшинства в России продолжат занимать более активную, по сравнению с русскими, позицию. Меньшинства ощущаются потребность в защите: боятся потерять язык, культуру, самобытность в окружении огромного русского большинства. А у большинства этого страха нет. Но его нет ровно настолько, насколько долго русские будут и впредь ощущать себя большинством. Соответственно, сейчас национальное самосознание русских довольно размыто. Кстати, точно так же, как размыто самосознание больших наций у себя на родине: англичан в Великобритании или французов во Франции.

Феномен ощущения угрозы у русских – в ее внешнем характере. Со времен Александра Невского, который сделал выбор в пользу Орды, компонентом русского национального сознания стало ощущение враждебности всего западного. Ощущение давления со стороны Запада не покидало русских более семи столетий. Лишь в конце 80-х – начале 90-х годов XX в., вместе с перестройкой, наступила эйфория, страх пропал. Возобладало мнение, что мы идем навстречу западному миру, а он, в свою очередь, обязан пойти навстречу нам. Правда, очень быстро оказалось, что у них есть свои интересы. В том числе и поэтому так силен травматический синдром после распада СССР. Вроде бы мы сдали страну Западу, а тот в ответ ничего не сделал, не принял нас в цивилизованное общество.

Точкой сдвига стал 1993 год. Тринадцать лет назад начало просыпаться то, что мы можем назвать русским этническим самосознанием. Интеллектуалы стали лихорадочно пытаться создать проект национальной идеи. Надо отметить, проект был бы к месту, так как в обществе ощущалась потребность в чем-то подобном. В 1990-е годы вопрос о русском народе и его истории вышел на первое место для многих философов, публицистов, историков, интеллектуалов. На уровне массового сознания поиски корней русской нации выразились в гигантских тиражах литературы о древних славянах.

Русские националисты, не удовлетворенные этнонимом "русский" как прилагательным, даже запустили новое название – "русич". "Русичи" активно пропагандируются через художественную литературу, "древнерусское фэнтези". Хотя неудовольствие прилагательным "русский" идет от незнания иностранных языков. English ("англичанин") в английском языке тоже прилагательное.

"Y": Власть заигрывает с русским национализмом или нет?

В.Ш.: Еще как заигрывает. Посмотрите, сколько появилось работ по так называемой "русской цивилизации". Частью элиты вырабатывается этноцентристская концепция, где история России интерпретируется как история одного народа. В школьных учебниках "русская цивилизация" заменена на российскую, но о других народах России, может, кроме татар в контексте татаро-монгольского нашествия, почти ничего нет. Зато там же появилась отдельная глава, посвященная русскому православию, хотя о других религиях – снова ничего. А мы не только полиэтничная, но и многоконфессиональная страна.

А вот единой мифологии у русского национализма нет. "Русская идея" отчасти основывается на православии. Даже православная церковь, что характерно, называется у нас русской. В то же время существуют довольно агрессивные националистические группы, которые вырабатывают другую "русскую идею", на базе дохристианского периода русской истории. Не все так однозначно, как может показаться.

"Y": В развитых странах начался этап мультикультурализма – толерантности по отношению к этническим меньшинствам, пестованию этнических и региональных отличий, несмотря на внешнюю глобализацию. А если смотреть глубже, то в мире явно присутствует тренд на рассыпание больших наций и замещение их региональными идентитетами.

В.Ш.: Совершенно верно, но и наше единение внешне. Глобализация несет регионам колоссальные возможности для развития туризма, красивого представления местных традиций, обычаев, информационного сотрудничества и так далее. Процесс регионализации в России не виден, но это не значит, что он не начался или не начнется в ближайшем будущем.

Выбор читателей